Игорь Михалков - Нибиру. Пробуждение

— Ты же всегда считался стрелком! — напомнил Сеньке Рыжий.

— Так не в таких же условиях! Если бы обзор чуть лучше…

— Да мишень в рост и неподвижную… — дополнил его товарищ.

Сенька скорчил недовольную мину и отвечать не стал. Снова уткнулся в прицел. Привычно ругнулся, когда за перилами на миг показались и исчезли черные мужские штаны. Враг надежно «окопался» у зала управления реактором и позицию сдавать не желал. Равно как и подставляться под выстрел.

«Обойти паршивца и дать ему с тыла», как выразился майор Свистюк, было невозможно. Проектанты, словно предвидя осаду обновленной ЛАЭС-1-2, сделали к ее сердцу только один проход. Главный коридор, разветвляющийся тоннелями на четыре направления — к реакторам, заканчивался широкой лестничной клеткой. Второй этаж занимали служебные помещения, сейчас пустые. Далее лестница вела к третьему и четвертому этажам, выходы из которых располагались в шахматном порядке: одна площадка по диагонали нависала над второй. Сюда, на пятачок перед коридором третьего этажа, и добралась группа майора Свистюка. И тут же застряла, наткнувшись на автоматную очередь.

— Может, гранату ему швырнуть? — вслух подумал Ветров.

Он сидел на полу, прижавшись спиной к стене, и нервно дымил сигаретой. Сказывалась контузия, и каждое чересчур резкое движение отдавалось в голове дополнительной болью.

— Отставить гранаты! — хрипло скомандовали с дальнего конца коридора.

К бойцам, пригибаясь и поглядывая на лестничную клетку, приблизился майор Свистюк. Он шел тяжело, с явным трудом, повязка на боку побурела от крови. Но майор сохранял на лице свирепое выражение: знаю, мол, что серьезно ранен, но сил моих хватит, чтобы отвесить пинков каждому, кто ослушается приказа.

Позади едва плелся Молодой, все еще бледный после контузии. На фоне старавшегося казаться бравым майора турок выглядел эдаким болезненным гоблином — темнокожий, с ядовито-желтыми и белесыми пятнами на физиономии.

— Батка, он дэло гаварит, — слабым голосом отозвался Молодой. — Кинут ему парочку гранат — толко бэмс — и нэту праблэмы.

— Я тебе дам парочку! — набычился Свистюк. — Вы что, приказа не слышали? Запрещено пользоваться взрывчаткой на территории станции!

— Можно подумать, от одного небольшого взрыва пострадают реакторы, — протянул Рыжий. — Мирный атом прячется за толстенными слоями бетона. Чем мы ему навредим?

— Хочешь обсуждать со мной приказы полковника, сопля? — Майор прищурился и исподлобья посмотрел на Рыжего.

— Молчу, молчу! — миролюбиво поднял руки тот. Раздвинул тонкие губы в ухмылке: — Только не стреляйте, Батьку!

Майор повел носом, словно принюхиваясь, и отвернулся. Уставился на выкрашенную белым и зеленым стену лестничной площадки. Он понимал, что надо штурмовать — иначе враг имеет шанс взорвать реакторы. Но подставлять своих бойцов под пули не хотел.

«Уж больно точка у противника хороша. Мигом положит одного или двух сынков… Самому пойти? И так ранен, могу до утра не дотянуть… Но проворность не та. Или плюнуть и действительно гранатами забросать? Что этой станции сделается от пары лимонок, раз не бабахнула после артобстрела?..»

— Так что теперь, нам здесь вечно сидеть? — спросил Ветров. Сделал глубокую затяжку, выпустил дым себе на куртку, сипло кашлянул. — Будем ждать, пока у придурка, — кивнул в сторону лестницы, — патроны не кончатся?

— Ты бы помолчал, самоволка, — прикрикнул майор. — Если надо — будем ждать хоть до второго пришествия.

— Судя по всему, оно уже наступило… — Рыжий не стал по своему обычаю саркастически улыбаться. Ограничился коротким взглядом и отвел глаза.

— Это что за депрессии в строю?! — замычал Свистюк. — Нарядов захотелось? Почему насупились аки бабки-плакальщицы?

— А что, нам лыбиться до ушей? — не стерпел Роман. — Как рванут — всем мало не покажется! Полетим к дому радиоактивными облаками.

— Вот и радовался бы, что не взорвали, — вздохнул майор.

Понятно, все были на нервах. Это нападение, чересчур масштабное и подготовленное. Да еще удар с тыла. Тут кто угодно вразнос пойдет. Но лишь бы вслепую не начали соваться под пули.

А поддержать добрым словом?.. Все добрые слова остались еще там — во внутреннем дворе электростанции.

«Староват я стал для этой работы. Да и Орлов совершенно расклеился. А он ведь ох как крут бывал. В той же недоброй памяти Чечне… Молодые нам даже в подметки не годятся. Тот же Ветер — и парень самоуверенный, и подготовка отличная, а нет в нем такого внутреннего стержня. Да и откуда, когда армию собственное правительство не любит? Мельчает народ…»