Дмитрий Абеляшев - Пастырь Вселенной

Казненный министр медицины под пыткой признался, что трансляция заболевшей девушки по стереовидению была идеей Ктора. Хотя уже одно то, что министр обратился за советом не к Императору, а к жрецу, а тот посмел этот совет ему дать, было недобрым знаком грядущей конфронтации. А ведь Анданору сейчас так не нужна была гражданская война между теми, кто останется верен роду Императора, и теми, кто останется верен роду Верховного жреца. Ведь в случае победы Император получит лишь возможность назначить кого-нибудь посговорчивее из родственников Ктора, а сторонники Ктора смогут лишь сторговаться с каким-нибудь изменником из семьи Императора. А когда поколение сменится, наследник ставленника победившей стороны вновь проявит своеволие, и напряжение между властными родами возникнет сызнова. Так что Император хорошо понимал, что сейчас, когда и медицина Анданора, и жертвы, курения и моления, проводимые жрецами по всей планете, не приводили к результатам, нельзя было дать Анданору испить еще и горечь очередной гражданской войны. Война — всегда общение между людьми, пусть на языке оружия. И если она, не приведи небо и Священное Древо, все же началась бы, то эпидемия угрожала бы Империи полным вымиранием. Поэтому сейчас, как никогда, Империи требовалось нечто, способное сплотить всю нацию воедино.

А ничто так не сплачивает людей, как совместно пролитая кровь. Так что Император поддержал идею Ктора о мучительной гибели Леи перед всем народом, но не от лихорадки, бывшей все-таки оружием врага, которое не следовало рекламировать, а от старых добрых стингров, замечательно обгладывающих предателей до костей, не лишая при этом жизни несколько часов кряду. К тому же, подумалось Императору, не поставившему Ктора в известность о самом факте наличия у Леи сообщника с Земли, если она будет умирать от лихорадки, дикарь будет знать, что она обречена, и вернее всего не придет к ней на помощь. А так Император был уверен, что он залезет в ловушку и придет в Зрелищный Центр. Правитель отдал распоряжение личной гвардии, чтобы те тщательно следили за каждым из посетителей Центра, делая это по принципу «всех впускать и никого не выпускать», особенно лиц, одетых не по погоде тепло. Чтобы не спугнуть дикаря, агентам не следовало проверять документы даже у самых подозрительных личностей. Зато внутри Зрелищного Центра засада готовилась по первому классу — и снайперов, и вооруженных до зубов гвардейцев, и, на крайний случай, баллонов с парализующим газом хватило бы на сотню вооруженных противников, а не то что на одного дикаря, который — Император не сомневался — будет просто не в состоянии пропустить такое упоительное зрелище. А вот на выходе из Центра, под предлогом карантина, проверят уже всех, и досконально, если у землянина хватит выдержки никак себя не проявить.

Правитель распорядился тогда же заклеить все города и веси Анданора голографическими плакатами — стингры повалили обнаженную предательницу наземь и впились зубами ей в бедро и ладонь. Он лично отбирал сюжет для голограммы, объявив конкурс среди придворных художников. Императору хотелось, чтобы плакат вышел изощренно эротичным, словно стингры собираются не только сожрать, но и изнасиловать Лею. И чтобы искаженное лицо девушки несло в себе черты сладострастия боли. Ну, словом, чтобы этот загадочный В. из Сопротивления просто не смог не посетить Зрелищный Центр лично, привлеченный картинкой, как юный скримлик прожектором. Этот же образ решено было в движении транслировать по всем каналам стереовидения в качестве рекламы грядущего зрелища. Для нее даже снялась одна из лучших танцовщиц Империи, и у нее великолепно получились крупные планы — и изогнутая поясница, и упоительное сочленение бедер (вид сзади), мелькнувшее из-под будто ненароком задравшейся, от падения, белой юбочки, — все это было бесподобно. В рекламе казни решено было использовать лицо самой Леи, отснятое в момент, когда предательнице было сообщено, что ее растерзают стингры, — в такую минуту чьи угодно глаза просто светились бы запредельным, животным страхом перед смертью, стоящей месяца непрерывной пытки, — и рекламный стереоролик был готов. Умельцы из министерства пропаганды за считанные часы совместили бьющееся тело танцовщицы с исполненным ужаса лицом Леи со свирепыми стинграми, добавили к этому фоновый запах разогретого женского тела и сделали так, чтобы под конец действие органично выливалось в написанную придворным художником статичную сцену со впившимися в тело хищниками (в этот миг из генератора запаха пойдут яркие кровавые тона), и работа была завершена. Император раз десять кряду просмотрел рекламу и, щедро вознаградив коллектив ее создателей, дал «добро» на выход клипа в эфир.