Антон Орлов: Заклятые пирамиды

– Какая еще соба… – Зинта осеклась на полуслове и прошипела: – Ох, ты хоть думай, что болтаешь!

Боги миловали: ветер, шевеливший штору на окне, дул с юго-запада, но, не ровен час, кто-нибудь из стаи Дохрау услышит такие речи.

Эдмар стоял на своем, не переубедишь, а ей очень не нравилось, что он собирается, сделав благое дело, заодно с тем унизить хорошего человека, тем более бывшего Стража Сонхийского.

В один прекрасный день из Дома Инквизиции вернулся Орвехт. Осунулся, щеки ввалились, глаза усталые, но вид такой, словно все у него в порядке. Ничего не скажешь, хороши были бы они с Эдмаром, если б затеяли его спасать… Не выдержав, Зинта разрыдалась у него на груди.

При выезде из Хаврая на задания Дирвена сопровождали трое студентов предпоследнего курса Магической Академии – для них это была полевая практика. Нарочно подобрали трех самых отъявленных зануд, педантов и трезвенников, чтоб ему жизнь шоколадом не казалась.

Дирвена Корица охарактеризовали этим дисциплинированным юношам как отъявленного бедокура и дебошира, и они вовсю выслуживались, рьяно оберегая от него окружающих. Ну, и еще со всей серьезностью делали вид друг перед другом, будто его самого от каких-то напастей охраняют. Понаблюдаешь за ними – сперва живот надорвешь, а потом скукота заест.

Поначалу он рассчитывал, что кто-нибудь из них рано или поздно либо кружечку пива захочет пропустить, либо к девчонкам утянется, а куда один, туда и второй, и уж от оставшегося Дирвен удерет, чтобы хоть чуток погулять не на поводке. Это ведь не такие маги, как учитель Орвехт, – они сила, когда они вместе, а поодиночке из них ерундовые противники. Но скоро он понял, что надеяться не на что: его сторожа прилежно следовали полученным инструкциям и не разбредались. Они однозначно хотели получить отличные оценки за практику.

На четвертом выезде, когда пришлось обезвреживать «кусачую капусту», подброшенную злоумышленниками на керамическую фабрику, принадлежавшую одному из архимагов Ложи, Дирвена долбануло осколком кирпича в голову. Едва не в висок.

Угрожающе шуршащую красно-фиолетовую «капусту», оплетенную толстыми синеватыми прожилками, похожими на вены, которую он, перед тем как свалиться, успел таки пришпилить к месту с помощью амулета, практиканты соединенными усилиями добили, а его, согласно все тем же инструкциям, немедля повезли к лекарю под дланью Тавше. По дороге Дирвен мстительно думал о том, что неплохо бы им назло умереть: как же тогда влетит этим докучливым недоумкам, что не уберегли лучшего амулетчика Светлейшей Ложи! Ерунда, конечно, по правде-то он не хотел и не собирался умирать, но помечтать было приятно. Он же знал, что его вылечат.

Старенький лекарь призвал силу Милосердной, и боль исчезла, тошнота отпустила. Дирвен задремал на койке, под надзором трех своих конвоиров, превратившихся в сиделок, а проснулся оттого, что невтерпеж чесалась голова. То место, куда кирпич прилетел. Он машинально поскреб, и пальцы наткнулись на что-то твердое, явно лишнее. Юные маги смотрели на него озадаченно, с профессиональной настороженностью.

– У тебя рог растет, – прокашлявшись, сообщил тот, которого звали Бельдо.

– Зачем? – хрипло спросил Дирвен, не до конца осознав, что ему сказали.

– Какое-то колдовство… Не беспокойся, старшие коллеги разберутся.

Увы, это оказалось не то колдовство, с которым могли бы разобраться маги Ложи. Вернувшийся с обхода лекарь, увидев торчащий возле правого виска Дирвена рог длиной с палец, вновь призвал силу Тавше, а потом, посуровев лицом, велел сторожам выйти за дверь и обратился к пациенту:

– Что ты натворил? Чем прогневал Милосердную?

– Я?.. Ничем…

– Твой рог – проклятие Тавше, он пошел в рост, когда тебя коснулась ее сила. Быть может, ты бесчинствовал в ее храме или взял без спросу то, что принадлежит богине?

– Нет, – по-детски испуганно возразил Дирвен.

– Ты не оскорблял ее жрецов или лекарей под ее дланью?

– Нет…

Зинте он не грубил, а с другими служителями Милосердной ему до сего момента не доводилось общаться.

– Я только… Мы с одним человеком, который меня обманул… В общем, один раз мы связали одну лекарку под дланью Тавше, но мы же не причинили ей никакого бесчестья, и я думал, это нужно, чтобы помешать негодяям, а перед ней я потом извинился…

Да, он тогда невнятно пробормотал извинения, а Зинта даже не глянула на него, словно не услышала. Неужели Тавше за это его так жестоко наказывает?