Максим Далин - Знакомство (СИ)

— Можно дотронуться до тебя? — спросил Вэ-Н тихо. — Осторожно?

Ра кивнула. Вэ-Н принялся гладить её по плечу и шее, не смея дотронуться до груди. Ра взяла его руку и прижала к себе, давая ощутить, как её тело приобретает совершенные женские формы — там, где она сама чувствовала жаркую тяжесть. Вэ-Н нагнулся, поцеловал её руку, поцеловал в ключицу; Ра слышала его громкое сбивающееся дыхание — и слышала его мысли, как слышат слова: он хотел сгрести её в охапку, прижать к себе, вылизывать, как кот кошку, с головы до ног, вдыхать её меняющийся запах — но боялся причинить ей боль.

Ра тёрлась щекой о его руку и впервые думала о поражении в поединке, как о некоей другой победе, дающей ей власть приказывать победителю. Соперничество, азарт, упрямство и жестокость, злость, желание сломать — вытекли из неё вместе с кровью, их унесли в храм вместе с частью её тела. Остались непривычная самодостаточность и внутренний покой, а с ними — неведомая прежде неколебимая вера в себя.

Вэ-Н — Государь Кши-На и её Государь — выполнит её просьбу или приказ, сам будет служить ей, как вассал, потому что теперь она, Ра — драгоценный сосуд для новой жизни, будущая Мать Государей. Задохнувшись от силы этой мысли, Ра прошептала:

— Счастье наступит, Вэ-Н!

Вэ-Н поднял голову и взглянул ей в лицо с неописуемым выражением надежды и благодарности:

— Я тоже так думаю. Я верю в предсказания… знаешь, завтра я сожгу много цветов силам Земли и Неба в подарок за тебя. Ра, Господин Гадальщик был прав — все эти франтики… их матери лгали, они все родились под действием других Стихий, лишь ты мне по-настоящему подходишь.

— Я — не подарок, — усмехнулась Ра.

— О да! Но ты — моя.

— Вэ-Н… а ты хотел меня убить. Я хорошо помню, как ты решил, что убьёшь меня, и как почему-то передумал. Этого я не понимаю…

Вэ-Н спрятал лицо в ладонях Ра. Сказал, не поднимая глаз:

— Ты швырнула мне в лицо, что не хочешь быть рабыней и не представляешь детей рабыни в Доме Государевом… а я — сын рабыни, Ра. Я — внук рабыни. На миг я взбесился, потому что ты сказала правду. Презираешь меня?

— Нет. Между нами — поединок. Ничего, похожего на рабство, больше не будет. И вообще — мне кажется, ты не должен называть рабыней свою Мать.

— Я её не знал, — медленно проговорил Вэ-Н. — Она умерла оттого, что я родился. А если бы осталась жива, умер бы я — как все мои братья. Я же не глух и не слеп: она умерла оттого, что с ней обошлись, как с рабыней, мой Отец взял то, что ему дали… я не могу говорить об этом.

— Всегда-Господин… даже Государь не может безнаказанно изменить порядок вещей… но это уже в прошлом, ведь правда? Ты всё поправил…

— Ра, я ничего не знал… не понимал… если бы ты не объявилась во Дворце против этикета и всех мыслимых правил и не начала бы дразнить меня — вероятно, я так ничего и не понял бы никогда. Сейчас я думаю, что меня воспитывали, как сына рабыни — Всегда-Господин ведь всегда сын рабыни, каков бы ни был его статус… мне стыдно смотреть на тебя… я же просто послушался, я делал то, что от меня требовали, когда ты писала свои безумные письма — и думал, что и ты пишешь под диктовку! Ра, прости!

Я победила, подумала Ра. Я проиграла поединок и выиграла Вэ-На и жизнь. Друга и счастье. Благословение Небес.

Она притянула Вэ-На к себе, подняла его лицо, ловя взгляд, прижалась, усилив боль во всём теле и незнакомую прежде тёплую истому, вызывающую желание прижиматься крепче — и сказала:

— Сейчас это уже не имеет значения. Поединок всегда всё объясняет. В этом его смысл, я думаю… и я люблю тебя.

— Ты наивная девочка, Ра… Ра, хочешь видеть свою Мать? Или Отца? Я послал за ними.

— Хочу. Мать больше… моя Мать… И Братьев я хочу видеть… Вэ-Н, мне тяжело много говорить, но нужно страшно много рассказать. Потом, потом, когда станет легче — ты выслушаешь меня?

— Конечно, — Вэ-Н взял с низкого столика чашку из белого матового стекла, нежного, как скорлупа. — Выпей ещё, пожалуйста! Лекарь сказал — всю ночь, понемногу.

Ра поднесла чашку к губам, вдохнула резкий запах — и отдала её Вэ-Ну.

— Не хочется. От этого напитка всё кругом как в тумане. Не люблю быть пьяной.

— Тебе не больно?

— Мне больно. Неважно. Лучше держи меня. Я чувствую, что это правильно… Знаешь, говорят, трофеи начинают чувствовать такие вещи, о которых не знают мужчины — это как чувствительность открытой раны…

— Не трогай меня так! Мы больше не можем — я тебя покалечу…

— Нет. Я чувствую, что нет. Мне не только больно, понимаешь? Рабыня боится боли; я — нет.