Роман Куликов: Дары некроза

В рубку влетела Айза, следом за ней Роди. Он поймал девушку и заключил в объятия. Айза сопротивлялась недолго — прильнула к нему, а потом поцеловала.

— Я вам случайно не мешаю? — поинтересовался Шави.

— Нет, — улыбнулся Роди. — Я хотел спросить, почему замедлились.

— Чтобы избежать перегрева. Всё? Тогда проваливайте отсюда, детеныши грязнонога!

— Мы тоже тебя любим, Шави! — засмеялась Айза.

Они снова умчались в недра корабля.

Едва молодежь скрылась, изобретатель быстро вернул «глаз» на прежний ракурс и замер, вглядываясь в передаваемую аппаратом картинку. Рядом лежал контейнер «лучезарки», к которому Шави так и не прикоснулся.

В «живом окне» медленно поворачивалось изображение небольшой стоянки мутантов — численность основного клана кочевого короля Кабара заметно сократилась после неудачной попытки захватить корабль. Мутанты совершали обряд жертвоприношения. Один из них, видимо шаман, обвешанный черепами мутафагов, выплясывал вокруг двух наискось вкопанных в песок, скрещенных балок. Четверо высоких, покрытых шерстью мутантов прижимали к этим балкам руки и ноги человека… Берса-старшего.

Шави смотрел, как мутанты примотали израненного и окровавленного хозяина водяной фермы колючей проволокой к балкам. Хотя корабль и место ритуальной казни разделяло полдня пути стремительной древней машины, или несколько суточных переходов на манисах, равнодушный «глаз» передавал очень четкую картинку, поэтому ни одной детали пропустить было невозможно. Шави прекрасно видел, как сжимаются и разжимаются от боли пальцы пленника.

Шаман взбрыкивал и трясся. Вероятно, его причудливые движения должны были нести глубокий смысл, но у изобретателя они вызывали только одно желание — выбрать в соседнем «живом окне» оружие помощнее и обрушить на тварей. Он уже проверил — ничего дальнобойного на корабле не осталось. А может, и не было никогда.

Вокруг Берса-старшего тем временем собрались почти все воины клана. Большинство держали луки со стрелами. Шаман, завершив свое действо, уступил место соплеменникам.

Каждый из мутантов, исполнив короткий ритуальный танец, натягивал тетиву лука и отправлял длинную стрелу с костяным наконечником в распятого на кресте пленника. Стрелы пронзали руки и ноги человека. После каждого выстрела хозяин водяной фермы вздрагивал и, широко раскрыв глаза, смотрел на новую рану. Смертная мука искажала лицо, обычно бесстрастное, но он молчал.

Когда очередная стрела попадала в тело Берса-старшего, Шави мелко вздрагивал вместе с ним и шептал что-то бескровными губами. В конце концов, не выдержав, он закрыл глаза. С момента их последнего разговора прошло совсем немного времени, и каждое слово изобретатель до сих пор помнил так, словно заучивал наизусть…

— Ты зачем отпустил его на шахту?! — орал на изобретателя хозяин водяной фермы. — У него же ветер в голове до сих пор гуляет!

— А ты зачем продал Айзу?

— Этой твари на моей ферме больше не место! Поигрался с ней парень, и хватит. Или ты думал, что я позволю какой-то рабыне занять спальню моего племянника навсегда? Или, может быть, даже в свободные выбиться, хозяйкой всех моих владений стать? Плохо же ты меня знаешь старый друг.

— Да он же любит ее — неужели не понимаешь? Или забыл, что такое любовь, старый ты хрыч?

— Да какая там любовь?! Опомнись, Шави! Девка через койку себе дорогу прокладывает! Наверняка женить на себе Роди мечтает. Не племяш мой ей нужен, а свобода и власть. Правильно я ее на шахту продал. Жалко только, что не отправил куда подальше. Знал бы, как дело обернется, — давно бы избавился.

— Он любит ее, — твердо сказал Шави. — И уже поздно говорить, что ты мог сделать, а чего не мог. И любовь его крепка. Он, может, и не очень свирепо выглядит, но характер твердый, тебе под стать. Чему удивляться — одна кровь.

— Это да, сестра многое ему передала, — согласился Берс-старший. — Сколько его уже нет?

— Восемь дней.

— И ты только сейчас приехал?! — Кулаки хозяина фермы сжались, верхняя губа приподнялась в оскале, но он взял себя в руки. — Завтра отправлю с цистерной охранника, пусть все выяснит и уладит. Надеюсь, Роди справится. Ведь не зря я его столько натаскивал да к оружию приучал. В последний раз ему даже почти удалось побить меня. Не будь он таким бестолковым, давно бы уже стал лучшим следопытом пустыни.

— Сам виноват — слишком жестко с ним обходишься. Хуже, чем с последним чужаком.

— Парень уродился чувствительным, как девка. Как он управлять будет с таким характером, когда меня не станет? Как рабов в узде держать? Как дела вести? За год все развалит, людей погубит и сам сгинет. Пусть крепчает нутром, не рассыпется от лишней плюхи.