James Swallow - Немезида

В любом случае, ему выкрутили руки, да и, если быть честным с самим собой, он был не так уж и обеспокоен подобным поворотом событий. Гарпун был так сосредоточен на возврате Лицензии и того, что в ней содержалось, что едва ли осознавал мрачное присутствие на границах собственного рассудка, пока не обратил на него всё свое внимание. Кто бы мог подумать, что здесь, на Дагонете, обнаружится нечто столь редкое и столь отвратительное, как пси-пария? Была ли она здесь в качестве некоей защиты для книги? Это было неважно – он убьёт её.

Аура ледяного ничто псайкерской стервы, невидимая окружающим их смертным, на краткую долю секунды прервала неистовые, безумные пертурбации демонической шкуры и эфемерную связь, которая соединяла её – и слитого с ней Гарпуна – с псионической кутерьмой варпа.

Он знал, что эта встреча была неслучайной. Девушка была искусственно созданным существом – чем-то, выращенным в чане и изменённым, чтобы быть дырой в пространстве-времени, телепатической пустотой, облечённой в человеческую форму. Парией. Ассасином .

Его омыла нуль-аура девушки, и демонической шкуре не понравилось её прикосновение. Она пошла рябью и начала колоть заключённого в неё Гарпуна, заставляя хозяина разделить её холодную агонию в ментальных объятиях парии. Она отказалась сохранять форму Хиссоса, сопротивляясь, дрожа, шумно требуя освобождения. Почти идеальное воплощение Гарпуна в оперативника Еврота треснуло и разбилось. Его ярость взлетела до небес, и он в конце-концов решил позволить этому случиться.

Ткани шкуры, притворявшейся человеческой плотью, пошли складками и стали красно-сырыми грушевидными буграми мышц и трепещущим лоснящимся от слизи мясом. Форменный китель, растянутый так, что не выдержала ткань, разошёлся на плечах и спине. Из плечей прорезались ряды загнутых шипов, по длине предплечий возникли лоснящиеся ятаганы костяных клинков .Через подошвы ботинок вырвались, зарываясь в наносы песка, когти, и разверзлись влажные челюсти.

Он услышал крики и причитания окружающих, звуки вытаскиваемых пистолетов и ножей. О, эту музыку он знал назубок.

Гарпун позволил распасться налёту личности Хисосса, и сопряг желания живых орудий демонической шкуры со своей собственной волей. Плоть, порождённая варпом, обожала его за это.

Первым он убил солдата, мужчину со стаббером, которого выскочившие костяные клинки рассекли надвое по линии живота, разрубив его позвоночник в шквале крови и дурнопахнущего содержимого пищеварительного тракта.

Его зрение затуманилось красным. Где-то там, среди пронзительного хора других женщин, кричала пария, но ему было всё равно. Он доберётся до неё через секунду.

Справа от него взошло солнце. Келл понял это, увидев проливаемый им на плазу холодный свет. Снизив увеличение, он изменил поле зрения прицела, и смотрел, как отступает по мраморным плитам линия тени.

Утренний свет был необычайно прозрачным. Этот эффект порождали частицы, поддерживаемые в воздухе над пустырями фронтом далёкой песчаной бури. Влажность атмосферы начала падать, и внутренние системы винтовки "Экзитус" автоматически компенсировали этот эффект, подогрев патронник на долю градуса, и гарантировав тем самым, что единственная заряженная пуля в ствольной коробке остаётся в оптимальном состоянии готовности к выстрелу.

До него доносились звуки толпы – даже на высоту его господствующей позиции. Шум был негромким и ровным, и он напомнил ему спокойные моря Такстеда, лизавшие чёрную грязь и тёмный камень своих берегов. Он скривился под своей шпионской маской и задвинул эту мысль на задворки своего ума: сейчас было не время отвлекаться на всякие мелочи из прошлого.

Нежно, так чтобы действие не нарушило позиции оружия больше чем на миллиметр, он перевёл переключатель селектора рабочей моды с "предохранитель" на "заряжено". По вертикали дисплея прицела побежали руны, сообщившие ему, что оружие было готово совершить убийство. Всем, что требовалось сейчас Келлу, была мишень.

Он подавил желание посмотреть вверх, в небо. Его добыча будет здесь в урочный час.

В километре к востоку, Тариэль облизал сухие губы и похлопал рукой по изогнутой клавишной панели на своём предплечье, остро осознавая, насколько липкими были его ладони. Его дыхание было прерывистым, и ему пришлось потрудиться, чтобы успокоить себя до такой степени, что он перестал подёргиваться от нерастраченного адреналина.