Александр Шакилов - Война кротов

Очередь. Оставив нескольких тварей корчиться на полу, Сайгон протиснулся через турникеты, спрыгнул с трёхступенчатой округлой лесенки и застыл в недоумении. Пока он сражался с мутантами, спасатели куда-то запропастились.

Крупная тварь взобралась на будку у турникетов. Стёкол в будке давно не было, аппаратура внутри пришла в негодность годы назад, но крыша вполне способна была выдержать мутанта килограммов на полста. Что же это он, прыгать Сайгону на голову оттуда собрался?

Первой же очередью Сергей уложил тварь на пол. Прочие мутанты в который раз уже кинулись по лестницам вверх, стараясь как можно быстрее уйти с линии огня.

Инстинкт самосохранения – это хорошо. Да здравствует инстинкт самосохранения! Если бы твари не боялись смерти или догадались атаковать скопом, невзирая на потери, Сайгон не выстоял бы против стаи и тридцати секунд.

А так его хватит еще минуты на полторы…

Где Фидель?! Где Че и Павел Терентьевич?! Как они могли оставить Сайгона одного?! Добрались до Днепра, и фермер стал им больше не нужен?..

Вдруг справа от будки, в стене, слегка, будто от сквозняка, приоткрылась дверь. Сайгон понял: это знак судьбы. Хозяин Туннелей все еще не отвернулся от него. Не мешкая, он бросился к служебному входу. О том, что это служебный ход, а не общественный сортир или еще что пострашнее, гласила табличка, прикрученная шурупом к лакированной древесине.

За дверью поджидал Че. Сайгон хотел уже возмутиться, но растаман прижал к забралу указательный палец, затянутый в чёрную резину со свинцовой проволокой.

Когда между пальцем и губами сантиметров десять, можно ли этот жест считать просьбой хранить мёртвую тишину? Или же это мольба шуметь не очень громко, то есть стрелять не очередями, но одиночными? При случае Сайгон уточнит этот момент, а пока что он не будет издавать ни звука. Тише едешь – дальше будешь. Кажется, так говорили на поверхности. Предки в целом были мудрыми людьми. В целом, если не считаться с тем, что они уничтожили весь мир. Это, конечно, с их стороны промашка.

По узкому коридорчику Сайгон и Че вышли на лестничную площадку, где их дожидались Фидель и Павел Терентьевич. Метростроевец все что-то чёркал в блокноте и показывал написанное Фиделю.

Сайгон снял шлем и сорвал маску аппарата дыхания. Надоела! Прохладный воздух приятно коснулся разгорячённых щёк. Всё равно ведь забрало разбито…

Спасатели дружно уставились на него. Всё тем же прорезиненным пальцем Че покрутил у виска.

Сайгон прочистил горло:

– А мне плевать, – и сплюнул на пол.

Растаман вдруг затрясся, издавая хрюкающие звуки. Под этот аккомпанемент он освободился от шлема и маски. Безумие заразительно. Следующим разоблачился Павел Терентьевич, а дольше всех общему порыву сопротивлялся Фидель. Но и он сдался. Теперь спасатели могли разговаривать друг с другом. Ну, кроме метростроевца.

– Старик говорит… пишет… что нам нужно спуститься по лестнице. Вроде как там, в просторном зале, он и его товарищи оставили «Марусю».

– Кого? – Сайгон, наверное, ослышался.

– Щит… Ну, проходческий комплекс. Эти старые извращенцы давали им женские имена. Традиция такая была.

Павел Терентьевич кивнул, подтверждая слова команданте.

– Ну, с богом! – Че первым шагнул на лестницу, ведущую вниз.

И тут же отшатнулся, вскинув автомат к плечу.

Сайгон подбежал к растаману, намереваясь сразу же открыть огонь. Но то, что он увидел, это было… это…

Чёрная фигура медленно, словно проталкивая себя через толщу воды, приближалась. Ступенька, вторая, третья… Лестничный пролёт был удивительно длинным. Несуразно тонкие длинные руки покачивались, будто ветви ивы на ветру, – это сравнение пришло Сайгону на ум внезапно, вместе с болью в висках. Возле подъезда, где жили Кимы, росла большущая ива, и когда дул ветер…

Глаза закрылись. Родной подъезд. Рвануть бы вверх, открыть дверь своим ключом и, не разуваясь, помчаться на кухню, откуда тянет жаром кастрюль, ведь мама вернулась уже с работы и варит борщ…

Сайгон мотнул головой, прогоняя наваждение. Чёрной фигуры внизу больше не было.

– Кажется, я что-то видел. Или нет?

– Какой-то новый мутант. Внебрачное дитя катастрофы. – Че опустил автомат.

– По мне, белые обезьяны как-то обаятельней, – вымученно улыбнулся Сайгон.

На червей, протеев и пацюков чёрные твари вообще не походили, а также ничуть не напоминали белых обезьян и крылатого лыбидя. Внебрачное дитя катастрофы, как сказал растаман.