Андрей Буторин - Север

«Ничего не выйдет. Ты не можешь управлять этим сознательно. Разве только…»

«Что?.. Что?! Продолжай, тудыть твою растудыть!»

«Разве что я помогу тебе в этом. Подержу твое сознание открытым, пока он будет его смотреть…»

«Так и подержи! Сейд, родненький, пожалуйста, подержи! Ты ведь понимаешь, что Надя… что я без нее…»

«Тебе будет очень больно. Так больно, что ты можешь умереть».

«Ну и пусть! Пусть! Умереть – разве это самое страшное в жизни? Сейд, ты даже не можешь представить, что бывают куда более ужасные вещи!..»

«Могу. Знаю. Ты готов?»

«Готов. Спасибо тебе за все. И коли так, то… прощай?..»

Сейд промолчал. Его готовящаяся к прыжку поза наконец изменилась – теперь он просто сидел, словно каменное изваяние, оправдывая свое имя. Видимо, он что-то сказал мохнатому великану, и тот сделал ему эту небольшую поблажку. Нанас глубоко вдохнул. А в следующее мгновение его голова разлетелась на части от боли.

Ему снился сон. И этим сном была вся его жизнь. Не всегда последовательно – сначала он пробирался темными подземельями Видяева; потом воровал оленей под яркими сполохами северного сияния; потом держал в руках бледного, похожего на головастика щенка; потом хоронил маму, а потом слушал ее высказывания про обстоятельства, но тем не менее вся его жизнь, без остатка, без недосказанностей и прикрас, пронеслась перед ним снова. А затем кто-то незримый, но все равно очень большой, как само небо, как не виданное до сих пор море, сказал ему свистящим шепотом: «Я ошибс-с-ся… Прос-с-сти!..» Нанас открыл глаза и увидел висящие над ним звезды. Одни только звезды – и ничего иного вокруг. «Верхний мир? – подумал Нанас. – Я что теперь, дух?» Но если бы он был духом, то, по его же собственным рассуждениям, не видел бы сейчас звезды, а сам смотрел сквозь них на землю. Думать дальше не хотелось – слишком много на это уходило сил, которых, по его ощущениям, у него не осталось вовсе. Глаза его снова закрылись.

Он почувствовал, что от леденящего ветра замерзло лицо. Поднял руку, но она сразу упала назад – на что-то мягкое и теплое. Послышался громкий, очень знакомый лай. Звезды вдруг дернулись, и сразу прекратилось низкое монотонное гудение, которого, пока оно не пропало, он почему-то не замечал.

Нанас почувствовал что-то мокрое, шершавое, горячее на щеках, губах, лбу, а потом – нежное, сухое и прохладное там же. Он приподнял веки и увидел перед глазами тонкие девичьи пальцы. Они, касаясь его лица, мелко подрагивали. Затем на его лоб, щеку, губы упали теплые капли дождя… Он провел по губе кончиком языка – дождь оказался соленым.

– Нанас!.. – услышал он. – Ты живой!..

– Живой, – с трудом выдавил он и, собрав, насколько смог, мысли, добавил: – Вроде бы. Легохонько…

Дождь закапал чаще, а потом мокрое лицо Нади прижалось к его щеке, и он на самом деле едва не улетел к звездам от ее жаркого дыхания:

– Родной, миленький, славный! Как же ты… как же я без тебя…

– Зачем без меня? – прошептал он, чувствуя, как бурным, горячим потоком вливаются в него силы, как бешено колотится избавившееся от ледяной иглы сердце, как снова наполняется счастьем и смыслом прожитая им уже два раза жизнь. – Без меня не надо. И без тебя не надо. Но мы же есть? Мы ведь – вот они, да?

– Да, да, да, единственный мой, добрый, хороший… – Горячие губы легко, словно трепещущие крылышки мотылька, быстро-быстро пробежались по его лицу…

Он задохнулся. Он вновь, как в кают-компании подводной лодки, опьянел, только уже без вина. И, разумеется, опять, не подумав, брякнул:

– Ты еще скажи – храбрый.

Он даже зажмурился, кляня себя самыми последними словами… Но Надины губы продолжали порхать над его лицом по-прежнему, и он по-прежнему слышал ее жаркий шепот:

– Да, да, да, ты самый храбрый, самый смелый, самый отважный…

– И самый умный, – чувствуя, как расползаются до ушей губы, подсказал он.

– И самый умный… – эхом отозвалась Надя.

– Не знающий половины букв и поклоняющийся духам.

– Не зна… – Надя запнулась и, оторвавшись наконец от него, заглянула ему прямо в глаза. – Не надо так говорить. Ты же в этом не виноват. И духам ты больше не поклоняешься. А читать я тебя научу. Хочешь, прямо сейчас начнем?..

– Если честно, – смутился Нанас, – прямо сейчас я хотел бы поесть. Легохонько. И попить.

Надя тут же бросилась к мешкам с провизией, а он наконец-то приподнял голову и кроме звезд сумел увидеть и небольшую часть остального мира, которую, впрочем, составлял черный гребень привычного леса.