Андрей Ерпылев - Один в поле

«Занятно, конечно, — перебил его мысли упырь, облизнувшись. — У тебя очень живое воображение. Но нашему народу интересно не это…»

В мозгу Роя мелькнула яркая и мгновенная, как фотовспышка, картинка: белоснежный склон Андак-Огу и Мировой Свет над ним.

«Так вот что тебя интересует…»

Беспомощный человек прикрыл глаза и стал прокручивать в мыслях события того дня, уже кажущегося сказкой или мечтой, свои чувства при виде чуда, недоступного большинству людей… И не только людей, наверное. Мысли сами собой скакнули на удивительную экскурсию в другой мир, но чудовище не прерывало «показ», и перед Роем снова, как и в первый раз, разворачивались картины «Саракша наизнанку», который уменьшался до сверкающей точки и терялся на фоне других Мировых Светил, потом — чудесных городов под ярко-голубым небом…

Он не знал, сколько времени заняло мысленное путешествие, но когда открыл глаза, увидел, что перед ним сидит уже не один упырь, а целых пять. И небо над головой уже не фосфоресцировало, как ночью, а потемнело, предвещая начало нового дня. Подумать только: он продержался рядом с упырями несколько часов!

«Не называй нас упырями, двуногий, — голос, раздающийся в мозгу, по-прежнему был бестелесен и беспол, но это говорил явно другой собеседник. — Нашему народу это прозвище обидно. Называй лучше голованами».

«Вас так зовут?»

«Нас зовут по-разному… Голованами, упырями, мороками…»

«А как вы сами себя называете?»

«Это не важно… На островах нас называют цзеху, но это нашему народу нравится еще меньше, чем упырь. Лучше уж голован».

Действительно, голова у этих существ была непропорционально велика. Так что это прозвище было ничуть не хуже «двуногого».

«Цзеху? Странное слово… Что оно означает?»

«Подземный житель, умеющий покорять и убивать силой своего духа».

«И вы это можете?»

«Хочешь попробовать?» — Рою показалось, что существо ухмыльнулось.

Голованы по одному поднимались и пропадали в тумане. Беседа была окончена. Лишь тот, первый, сидел перед Роем, будто чего-то ждал.

Человек вздрогнул: в его руки, скованные наручниками сзади, ткнулось что-то прохладное. На ощупь это походило на корневище какого-то растения.

«Что это?»

«То, что тебе пригодится».

И последний голован тоже канул в тумане, сгущающемся на глазах.

Рой тщательно ощупал подарок: больше всего он напоминал крупный редис или репку — круглый, с крысиным хвостиком-корешком и густой ботвой.

«Неужели тот самый чудесный корешок? — подумал он. — Не может быть…»

В тумане уже шарили белые клинки фонариков: охранники шли проверить, как себя чувствует их подопечный…

— Господин старший надзиратель, — помощник покачал головой. — Я бы посоветовал вам оставить этого Гаала в покое. Или сразу казнить его. В бараках только и разговоров, что о нем. Осведомители сообщают, что заключенные настроены очень решительно: как бы не было бунта.

— Хорошо, — начальник махнул рукой. — Пять суток карцера и, если не подохнет, — на расчистку…

— Ну, Капрал, и здоровье у тебя, — отдуваясь, покачал головой Горбатый. — Вчера еще лежмя лежал, а сейчас как новенький — не угонишься…

Рой и сам не узнавал себя: действительно, когда его, будто куль, приволокли в сырой каменный мешок карцера, он был уверен, что жизнь на исходе. Болело все тело до последней косточки, в нагноившихся порезах копошились личинки мух… И вдруг все изменилось: раны зарубцевались, как на собаке, от слабости не осталось и следа, заключенный испытывал такой прилив сил, словно его кормили не безвкусной размазней, а самыми изысканными яствами… Главное же — он был бодр, как никогда. Несомненно, причиной всего этого стал чудесный «овощ», четвертинку которого каторжник припрятал «на всякий случай».

— Двужильный, что ли? — тоскливо протянул Ботало, валясь на мох у подножия могучего дерева с серой, какой-то мертвой корой. — Зудит в одном месте — иди, свершай подвиги, а мы уж тут покемарим маленько.

Действительно, норма на сегодня была выполнена с лихвой: успешно разминированная полянка (в ушах до сих пор звенело от взрывов) и расстрелянная в упор огневая точка, пулемет которой только бессильно ворочал ржавыми хоботами стволов, не то безнадежно заклиненный, не то израсходовавший давным-давно боезапас, позволяли не заботиться о кормежке на предстоящий день. Горбатый уже заштриховал на карте почти весь подлежащий зачистке квадрат, и девственно-чистым оставался лишь его юго-западный угол. Даже не угол, а так — уголок, раз плюнуть.