Array Коллектив авторов - Русские против пришельцев. Земля горит под ногами! (сборник)

Вокруг все дымилось, и сквозь дым мы хорошо видели бирюзовое сияние над жерлом телепорта, в которое транспортеры «кротов» подавали бурую руду непрерывным потоком. Кобальт – основа мощи гринменов. Чем больше кобальта они добудут, тем сильнее станут. По крайней мере, так нам много раз объясняли на занятиях…

Нас осталось не более полутора отделений, и можно было отступить, но мы все бросились на выручку оставшихся без патронов двоих русских. Я бежал, стрелял, и сердце мое холодело от мысли, что в любой момент визжащая реактивная пуля, выпущенная из оружия какого-нибудь гринмена, может вонзиться в меня… Это было ужасно!

Гринмены вели по пригорку шквальный огонь, и среди воплей и гула эфира я вдруг ясно услышал, как Stolb басом сказал по-английски: «В меня попали!» И добавил по-руcски: «Pizdes…»

Я глянул на бегу в нарукавный экранчик палма – метка Stolb’а погасла.

И тут Renat вдруг выметнулся из-за камней и огромными скачками бросился вниз по склону, на бегу «по-македонски» стреляя из двух пистолетов. Потом патроны кончились, и Renat спрятался за подбитый гравитанк совсем рядом с телепортом.

Гринмены атаковали его, но он швырнул в них две гранаты, а третью бросил прямо на транспортер ближайшего «крота», и мы радостно взвыли, ожидая взрыва в самом зеве телепорта…

Взрыва не было. Эти натовские МРG-61 вообще капризные штучки, даром что красивые, как елочные игрушки. А может быть, гринмены «отключили» гранату каким-нибудь своим хитрым излучением…

Renat добежал до трупа ближайшего гринмена, подхватил его оружие, попробовал стрелять, но у него ничего не вышло – гринменские автоматы не стреляют в руках землян.

Тогда он заорал что-то и яростно швырнул в зев телепорта сперва нестреляющее оружие, а потом какую-то блестящую железяку…

Потом в него попали, и он упал…

И вдруг прямо в зеве телепорта рвануло так, что в воздух взметнулись тонны камней, какие-то огненные зигзаги начали метаться над плато, один угодил «горбатому» прямо в двигатель, и тот зачадил, а потом вспыхнул, словно он был деревянным.

И мы, и гринмены в панике вжались в камни, воздух гудел и искрился, временами плыл, словно у раскаленной печи, и сквозь это марево я увидел, как Renat пытается ковылять в нашу сторону. Я вскочил, побежал к нему, и тут взвизгнула реактивная пуля, меня точно бревном ударило и швырнуло на землю…

Спустя минуту, когда я почти пришел в себя, из-за горы наконец-то вынеслись три звена чилийских штурмовиков, и бой для нас закончился…

…В гулком чреве транспортника «А-400М» мы с Renat’ом оказались на соседних койках. Он был ранен в грудь, часто кашлял, но держался. Я сказал ему по-английски: «Спасибо, что вы спасли нас всех. Я очень сожалею, что Vladimir и Виктор погибли. Что ты бросил в телепорт?»

Он усмехнулся, закашлялся и ответил: «Последнюю пивную банку, заряженную мочой».

Я вспомнил про белок, алкалоиды и аммиак, о которых нам рассказывали научники, и подивился божьему промыслу. А потом спросил у Renat’а: «Зачем ты носил ее с собой?»

Он вновь усмехнулся, слизнул выступившую на губах кровь, прохрипел по-русски непонятно: «Da tebia, pedrilu, pivkom hotel ugostit posle boia…»

И потерял сознание…

Глеб спал.

Спал тяжело, беспробудно, как спят мертвецки уставшие люди. Изможденное лицо в сизой щетине, суровая складка на переносице, серая кожа, сальная шевелюра с проседью… И выражение несгибаемого упрямства, что не разгладилось даже во сне.

До выхода оставалось полчаса.

А там снова тупой треп патрульных, снова ожидание пули в спину и палец, готовый нажать на курок. Снова глухая ненависть в глазах редких прохожих и шипение в спину, хлесткое, как пощечина: полицай!

И смерть… Возможно, своя, но, скорее, чужая.

Опять, не оставив выбора, выскочит какой-нибудь сопляк, заорет пафосную несуразицу и метнет бомбу-самоделку. Упадет, разорванный пулями.

Глеба разбудила глухая вибрация, что все сильнее трясла сонную духоту подземелий. Содрогалось все: бетонные плиты перекрытий, фанерные перегородки стен. Колченогая широкая лавка, его постель, колотилась пятками опор о щербатый цемент пола. Из щелей в потолке сыпалась труха, каменная крошка.

Глеб чихнул, сел, отер припорошенное лицо. Равнодушно сплюнул серым:

– Суки.

Долго пил из бесформенной пластиковой бутыли. Охлопал ладонями бушлат – спал одетым. Облако выбитой пыли смешалось с висевшей в воздухе мутной взвесью. Старая, многажды штопанная разгрузка, подшитая полосами кевлара, легла на плечи, укрыла грудь, живот, спину. На голову – черную шапку грубой вязки в белых соляных разводах. Ободранный штурмовой шлем с тонированным забралом на сгиб локтя.