Мария Семенова - Ошибка «2012». Мизер вчерную

Вообще-то, Колякину сны снились редко. И уж ночными кошмарами он не страдал никогда. Но в эту ночь ему приснилось такое, что кошмаром назвать не поворачивался язык, тут следовало подобрать другое, гораздо более масштабное слово. Какие там надвигающиеся смутные силуэты, какой поезд, с пути которого никак не унесут вдруг ставшие ватными ноги!.. Это всё чепуха, следствие неудачного положения головы на подушке, — начхать и забыть. Да и не был Колякин такой чувствительной барышней, которую выведут из равновесия случайные игры спящего разума. Но сегодняшнее!..

Во сне он приехал на свиноферму…

Если бы камера снимала в этот момент его лицо на подушке, мегапиксели точно запечатлели бы на нём выражение умиления и совершенного счастья.

Однако потом внезапно распахнулись ворота и появилась ветеринарная служба, сопровождаемая каким-то незнакомым ОМОНом. «Африканская чума, — объявили встревоженному Колякину. — Ваше поголовье должно быть уничтожено» [75] Африканская чума свиней — опасное и неизлечимое заболевание, мероприятия по локализации которого действительно подразумевают уничтожение поголовья. Увы, очень часто это происходит без намёка на гуманность, примерно так, как Колякину и приснилось. .

И начался фильм ужасов. Да не тот проходной, полупародийный, где толпами бегают ожившие мертвецы, а высококлассный, от которого по-настоящему страшно. Не подействовало ни майорское звание, ни иные обстоятельства, официальные и не очень, ни даже предложение денег. Колякину, пытавшемуся кого-то остановить, заломили руки и пристегнули наручниками к забору, а ветеринары с силовиками повели себя точно фашисты на захваченной территории. Взрослым свиньям сделали какие-то уколы, выволокли бесчувственные туши во двор, облили бензином… Уколы оказались хилые — в дымном пламени вскидывались визжащие тени, ковш экскаватора опрокидывал их обратно в костёр и придерживал там, пока не прекращали визжать. Колякин внятно различил страшный предсмертный крик Карменситы… А на маленьких поросят инъекций даже не тратили — ловили по одному, по два, несли наружу и закидывали в огонь. Колякин бился возле забора, кричал что-то невнятное, чувствовал, что седеет, и ничего не мог сделать. Только отмечал здравой частью рассудка, что рожи у ветврачей и омоновцев как-то странно искажались, меняя человеческие черты на более хищные, страшные, лишённые привычной мимики и эмоций…

Что уж тут говорить — проснулся майор в ледяном поту. Выпрыгнул из постели, постоял, трясясь, босыми ногами на холодном линолеуме и понял, что вечером крепко задумается, прежде чем вновь опустить голову на подушку.

С тех пор минуло несколько часов. Жуткий сон, как это обычно бывает, несколько поблёк, отодвигаемый из сознательного в бессознательное дневными заботами и делами. Другое дело, что Колякин твёрдо положил себе непременно заехать на ферму, погладить тёплый пятачок Карменситы — его любимице, кстати, вскоре предстояло вновь обзавестись полосатым потомством — и с чистой совестью вытереть лоб: «Ф-фух, и приснится же такое…»

Однако пока до этого было ещё далеко.

«А ведь прав был Гоголь. Ох прав… — Колякин затормозил перед очередной ямой, переключил передачу и в облаке густой пыли покатил вперёд. — Небось классиком даром не назовут…»

Зелёная «четвёрка» тащилась по бугристому, с провалами, как от авиабомб, грейдеру. Колякин возвращался со станции железной дороги, откуда, хвала Аллаху, его жена с дочками благополучно отбыли в Бийск, к тёще, подальше от Пещёрки и всех творившихся здесь безобразий. Как и присоветовал Федот Евлампиевич Панафидин. Федот Евлампиевич тоже, без сомнения, метил в классики, плевать, что не написал ничего про Тараса Бульбу. Зато видел бы Гоголь, какие у него в запонках бриллианты!

— Ну, так твою и растак, скоро ты кончишься? — обматерил Колякин дорогу, тормознул перед новой ямой… И тут, усугубляя обстановку, проснулся его мобильный телефон. Проснулся так, словно ему тоже приснилось страшное, что-нибудь типа свалки отказавших мобильников и утюжащего тяжёлого бульдозера. Телефон завибрировал и от ужаса затянул: «По тундре, по железной дороге, где мчит курьерский Воркута — Ленинград…» — Фу-ты, чёрт! — Как назло, Колякин не смог сразу вытащить «Нокию», потому что от расстроенных чувств забыл выложить её на сиденье, оставив вместо этого в кармане, а машина как раз кренилась над очередной ямой. Выбравшись наконец на ровное место, Колякин затормозил, порылся в кармане и глянул на светящийся экран. — Да, Гоголь точно был прав…