— Тсс. — Герострат тем временем достиг стены, отделявшей целлу от опистодома, отомкнул маленькую неприметную дверь и поманил спутников за собой. — Сюда!
Войдя, они оказались словно бы в ларце с драгоценностями. Повсюду — дивной работы треножники, чаши, картины, монеты, огромные вазы, слитки серебра, бесценные статуи, воинские доспехи, драгоценные камни, бронзовые зеркала… Герострат явно не зря занимал свою должность — доверенное ему великолепие, несомненно должным образом учтённое, пребывало в образцовом порядке.
Тут же присутствовал и страж — широкоплечий молодой иеродул, опоясанный бронзовым мечом. Он беззаботно спал, склонившись щекой на ларь с серебряными драхмами, и улыбался во сне. От его храпа колебалось пламя настенных бронзовых ламп.
— Ему подсыпали в питьё чёрный дурман, — с презрением кивнул на стражника Герострат. — С восходом солнца проснётся и ничего помнить не будет.
Кто подсыпал — он сам ради сегодняшнего деяния? Или те, о которых он говорил, что они уже собрались?.. Какая разница! Все взгляды были обращены к угловатой дыре в мраморном полу.
Это было самое начало тайного хода.
— Он ведёт в нижний ярус, где крипты, — пояснил Герострат, страдальчески вздохнул и начал, кряхтя, спускаться в залитую мраком дыру.
Было видно, как неловко он двигался в длиннющем гиматии, уложенном складками в «ораторском» стиле[32] Способы драпировки гиматия зависели от возраста, пола и социального положения человека. Аристократы предпочитали «ораторский» способ, то есть закрывали обе руки.
, в золочёной кожи крепидах, да ещё и с бронзовым светильником в руке.
— Я первый, ты в хвосте, — кивнул Вычислитель брату Экзекутору. Взял в зубы меч и полез следом за Геростратом.
Вниз вела каменная лестница с пологими ступенями, любезными толстякам и людям слабого здоровья, избегающим себя утруждать. Спуск заканчивался в длинном, отделанном мрамором коридоре, по обеим сторонам которого виднелись массивные двери с внутренними замками. Это и были храмовые крипты, особые, не для посторонних глаз, помещения. В них хранились святые реликвии, драгоценности не чета тем, наверху, вклады граждан, городская казна и тайные, не для оглашения, свитки. И ещё много такого, о чём ведала одна Артемида. А она, как известно, не очень болтлива…
— Тсс, — снова приложил к губам палец Герострат и выпятил бородёнку, указывая в дальний конец коридора, где полутьма очень неохотно уступала светильнику. — Они там, за зелёной дверью. Ради Богов, постарайтесь, чтобы ни один не ушёл!
В голосе неокора лютая ненависть мешалась с отвращением и плохо скрытым торжеством. Похоже, он уже видел себя если не спасителем города, то главным радетелем его веры.
— Давай! — повернулся Вычислитель к Экзекутору.
— Третий, вперёд! — так же тихо приказал тот, и один из бойцов, широкогрудый и сильный, на цыпочках пробежал по коридору. Тщательно ощупал дверь, приложил ухо, заглянул в верхнюю, для толстого ключа, замочную скважину. И скоро возвратился назад с кратким донесением:
— Один человек. Легковооружён. Замок из Лакедемонии[33] Лакедемония — область в Греции со столицей в Спарте. Её жители отличались краткостью в речах, и немногословные высказывания со временем стали называть лаконичными.
, открою легко. Только прикажите.
И приказали. Но вначале — насчёт человека. Если, конечно, это был человек. В этом случае Пыль дракона не должна была ему повредить.
— И повиновение, — еле слышно отозвался Третий.
Вернулся к двери и вытащил кожаный мешочек с чем-то сыпучим. Набрал в полую камышинку бурого порошка, вставил в замочную скважину, дунул беззвучно и сильно.
Сейчас же за дверью глухо вскрикнули, потом безвольно свалилось нечто тяжёлое и раздались жуткие звуки, говорившие о скорой и неотвратимой агонии, — рвотные спазмы, затихающие хрипы, судорожное шарканье крепидов…
— Открывай, — кивнул Вычислитель, и Третий достал крупный, хитрым образом изогнутый ключ:
— Повиновение.
Чуть звякнула бронза, ища выступ засова. Стержень не сразу вошёл в паз, но потом замок клацнул и сдался. Скрипнули петли, дрогнуло пламя ламп, и дверь в запретную комнату подалась.
Внутри было примерно то, чего они и ждали. Голые стены, низкий потолок, каменная скамья, опрокинутая страшным судорожным усилием… На изгаженном полу умирал вооружённый человек. На губах у него пузырилась пена, тело выгибалось дугой, пальцы сдирали ногти о мокрый камень, ноги, согнутые в коленях, выбивали частую дробь. Казалось, его швырнул на пол приступ «царской болезни»[34] Эпилепсия считалась признаком избранности.
.
Читать дальше