Алексей Евтушенко - Долина

Не знаю, сколько немецких солдат я убил. Не считал. Но больше пяти – точно. Винтовка сержанта оказалась хорошо пристреляна, и страха не было никакого, аж сам удивился. Ни перед своей смертью, ни перед чужой. Может быть, глубоко в подсознании я по-прежнему считал, что всё это сон или наваждение? Не знаю. Но врагов расстреливал, словно в тире. Спокойно и методично. Не тратя зря патроны.

Отходняк пришёл, когда немцы откатились, и стрельба с обеих сторон утихла. Неожиданно ослабли ноги. Совсем. Я сел прямо на дно неглубокого окопа и подумал, что в самый раз бы сейчас покурить, но отказался от этой мысли. Вытаскивать из кармана пачку иностранных сигарет да еще и выпущенных в следующем веке, неразумно. Ничего, потерплю.

Подошёл старшина Кивенко – невысокий худощавый мужик лет сорока с обветренным загорелым лицом. Молча остановился в двух шагах. Я поднялся на ноги. Кажется, держат.

– Хорошо стреляешь, писатель.

– Спасибо.

– Есть предложение, – у него были глаза человека, который точно знает, чего хочет.

– Слушаю.

– Видишь эту гору или, точнее, холм? – он показал рукой.

Я посмотрел. Холм высился справа от воинской части, если стоять лицом к морю. Северная его сторона была пологая, а южная обрывалась в море.

– Так точно, вижу.

– Что ты о нём думаешь?

Холм как холм, что о нём думать… Или это проверка нового бойца на сообразительность? Он похвалил меня за меткую стрельбу. Ну-ка прикинем. С вершины холма до дороги – километра полтора. Плюс-минус. Далековато, прямо скажем, для эффективного винтовочного огня. Но ведь немцы, если подтянут подкрепления и снова решатся атаковать, подойдут ближе, как это уже было. И тогда…

– Неплохую позицию для снайпера можно наверху оборудовать, – сказал я.

– Правильно, – кивнул старшина. – Сможешь? Винтовку с оптическим прицелом я тебе дам. Осталась от Вахрушина, его убило три дня назад, когда мы из окружения выходили. И вот опять в капкане. На этот раз, кажется, мёртвом. Самое главное, потом уйти сможешь, когда нас… – он помолчал. – По берегу моря. Ты гражданский, глядишь, и пронесёт. Винтовку бросишь и уйдёшь.

– Нет уж, – сказал я. – Любое дело следует доводить до конца. Каким бы этот конец не был.

– Конец тут будет один, – сказал Кивенко. – На всех. Но наша задача сделать так, что бы конец этот обошёлся немцам очень дорого.

Трёхлинейная винтовка на брезентовом ремне и патроны с той головкой, что страшны любой броне, трёхлинейная винтовка на брезентовом ремне и патроны с той головкой, что страшны любой броне…

Строчка из «Василия Тёркина» крутилась в голове безостановочно, замкнувшись сама на себя. Со снайперкой за плечом, патронами, флягой, наполненной водой, сапёрной лопатой в чехле и каской на голове я поднимался по восточному, довольно крутому склону то ли горы, то ли холма. В сочетании с майкой, шортами и «кроксами» на ногах, видок ещё тот. Жаль, никто из друзей-знакомых не видит. И не увидит. Эй, а почему, собственно? Телефончик-то у меня с собой. А в нём – камера.

Я остановился, посмотрел по сторонам. Никого. Вытащил мобильник и вжикнул несколько кадров самого себя с вытянутой руки. Получилось не очень, но общее представление есть. Кстати, правильная мысль. Сейчас устроюсь наверху и сниму несколько панорам. Чтобы потом самому себе поверить. Если оно будет, это «потом».

Сунул телефон в карман и снова зашагал вверх. Бронебойная винтовка на брезентовом ремне…

Бронебойных патронов у меня всего одна обойма, на всякий случай. Остальные – самые обычные. А вот винтовка теперь особая – снайперская. Оптика, и канал ствола более тщательно обработан. Дальность гарантированного поражения, как заявил старшина Кивенко, до восьмисот метров. А если пристреляться да приноровиться, то и вся тысяча.

– Только не будет у тебя времени приноравливаться, – объяснил старшина. – Ни времени, ни патронов. Они у нас и так на исходе. Поэтому бей фашиста только наверняка. И насмерть.

Когда в небе загудели моторы «юнкерсов», я как раз успел отрыть себе вполне приличную ячейку и заканчивал сооружение маскировочного венка на каску – на вершине холма очень кстати росли подходящие для этого дела голубенькие цветочки неизвестного мне названия и мелкие полевые ромашки. Хорошо в детстве соседская девчонка научила в деревне венки плести. Вот и пригодилось. Как же её звали-то… Вика?

На этот раз «штукас» прилетело аж четыре штуки, и было ясно, что намерения у них самые что ни на есть серьёзные.