Сюзен Коллинз - И вспыхнет пламя

Какое-то время мы молча стоим, пытаясь оттянуть неизбежное. Потом Хеймитч произносит:

– Думаю, нам с вами тоже пора попрощаться.

– Что-нибудь посоветуешь напоследок? – помигивает Пит.

– Постарайтесь выжить, – грубовато бросает ментор, повторив нашу старую полушутку. За тем порывисто обнимает нас. Кажется, это его предел. – Идите спать. Вам нужен отдых.

Хочется сказать ему тысячу слов, но ведь Хеймитч и так все знает. Да еще этот ком, застрявший в горле... В общем, я в который раз позволяю Питу произнести за нас двоих:

– Береги себя, ладно?

Мы уходим, но вдруг замираем от голоса ментора:

– Китнисс, когда будешь на арене... - Он умолкает, нахмурившись так, словно я уже его подвела.

– Что? – обиженно вырывается у меня.

– Помни, кто твой враг, – договаривает Хеймитч. – Ну, все. Идите уже отсюда.

И мы шагаем по коридору. Пит хочет зайти к себе на пару минут, чтобы смыть боевую раскраску, но я его не отпускаю. Что, если дверь между нами захлопнется до утра, и мне придется всю ночь провести одной? И потом, в моей комнате тоже есть душевая. Нет, я не дам ему разомкнуть наши руки.

Удается ли нам поспать этой ночью? Не помню. Мы обнимаемся, удалившись куда-то в призрачную страну между грезами и реальностью. Не разговариваем. Каждый боится потревожить другого в надежде подарить ему несколько драгоценных минут отдыха.

На рассвете приходят Цинна и Порция. Значит, Питу пора уходить. На арену трибуты поднимаются в одиночку.

– Скоро увидимся, – произносит он, чмокнув меня на прощание в губы.

– Скоро увидимся – эхом отзываюсь я.

Стилист провожает меня на крышу. Уже на лестнице, спущенной с планолета, я спохватываюсь, что не попрощалась с Порцией.

– Ничего, я все передам, – успокаивает Цинна.

Электрическая сила заставляет меня примерзнуть к лестнице до тех пор, пока доктор не вводит под кожу левого предплечья следящее устройство. Теперь меня можно в любую минуту легко найти на арене. Планолет срывается с места, и я гляжу в окна, пока их не закрывают особым затемнением. Стилист настаивает на том, чтобы я поела. Ну, или, в крайнем случае, попила. Вспомнив о том, как едва не скончалась от обезвоживания в прошлом году, и сколько сил понадобится на то, чтобы вытащить Пита, я заставляю себя сделать несколько глотков.

Оказавшись в комнате Стартового комплекса, я принимаю душ. Цинна заплетает мне волосы в косу и подает одежду трибута. В этом сезоне она состоит из костюма типа облегающего комбинезона (очень тонкая ткань, застежка-молния на груди), дутого пояса толщиной в шесть дюймов, покрытого блестящим пурпурным пластиком, и пары нейлоновых ботинок на резиновой подошве. Я предлагаю стилисту ощупать материю.

– Что скажешь?

Он озабоченно хмурится.

– Даже не знаю. От холода или воды она точно не защитит.

– А от солнца?– Мне представилась раскаленная пустыня без единого облачка в небесах.

– Возможно. Если ее обработали... Ой, чуть не забыл.

Цинна достает из кармана золотую брошь с пересмешницей и прикалывает ее на костюм.

– Вчерашнее платье было великолепно, – произношу я.

Великолепно до безрассудства. И он это понимает.

– Вот я и подумал: тебе понравится, – отвечает он с натянутой улыбкой.

Мы садимся, как в прошлом году, и держимся за руки. А потом раздается голос, приказывающий мне готовиться к подъему. Стилист подводит меня к металлическому диску, аккуратно застегивает молнию под горло.

– Помни, девушка из огня, – шепчет он, – я и теперь готов на тебя поставить.

Потом наклоняется, быстро целует в лоб и отступает. Сверху плавно опускается прозрачный цилиндр.

– Спасибо, – говорю я, хотя Цинна вряд ли услышит.

И поднимаю, как он велел, подбородок. Скоро цилиндр начнет подниматься... Нет, почему-то не начинает. Нет, не начинает.

Вопросительно поднимаю брови, глядя на Цинну. Тот изумлен не меньше меня и чуть заметно качает головой. Что за странная задержка?

Внезапно дверь в комнату распахивается, и появляются три миротворца. Двое заламывают стилисту руки за спину и сковывают наручниками, а третий наносит страшный удар в висок, так что Цинна падает на колени. Однако его продолжают бить кулаками в перчатках с металлическими шипами, оставляя на теле и на лице зияющие раны. Моя голова готова взорваться от крика; я барабаню по непробиваемому стеклу, хочу прорваться наружу. Наконец миротворцы, словно не замечая меня, оттаскивают бесчувственное тело прочь из комнаты. Остается лишь окровавленный след на полу.