Сюзен Коллинз - И вспыхнет пламя

– Да, но... Понимаешь, для Капитолия ты слишком чистая. По мне, так все идеально. – Он явно питается меня успокоить. - Они тебя просто дразнят.

– Нет, насмехаются! И ты с ними заодно!

– Ни в коем случае. – Пит отрицательно качает головой, кусая губы, чтобы снова не прыснуть.

Я начинаю всерьез сомневаться в своем решении сохранить ему жизнь, когда рядом с нами открывается еще один лифт. Хеймитч и Эффи, чем-то ужасно довольные, присоединяются к нам, и вдруг лицо ментора каменеет.

«Что я опять натворила? » – чуть не срывается у меня с губ. Но Хеймитч пристально смотрит мимо, на вход в столовую.

Проследив за его взглядом и поморгав от удивления, Эффи жизнерадостно щебечет:

– Кажется, в этот раз вам подобрали сочетающийся комплект!

Развернувшись, я вижу рыжеволосую безгласую девушку, с которой уже знакома по прошлым Голодным играм. Как это мило – встретить подругу в подобном месте. Рядом стоит молодой человек, разумеется, тоже безгласый – и тоже рыжеволосый. Ясно, почему Эффи назвала их «сочетающимся комплектом»...

Внезапно меня словно током бьет. Потому что и молодой человек мне отлично знаком. И не по капитолийским торжествам. Мы частенько беседовали в Котле, посмеивались над варевом Сальной Сэй. В последний раз я видела его лежащим без сознания на площади, где истекал кровью Гейл.

Имя нашего нового безгласого – Дарий.

Ментор цепко впивается мне в запястье, предостерегая от необдуманных поступков, но я теряю дар речи не хуже Дария. Хеймитч однажды упоминал, что в Капитолии с языками безгласых делают что-то ужасное, и они уже никогда не заговорят. В ушах звучит голос Дария – веселый, поддразнивающий меня не так, как сегодняшние соперники по арене, а из искренней взаимной симпатии. Если бы Гейл это видел...

Выдать наше знакомство хотя бы жестом – нельзя, иначе бывшего миротворца ждет неминуемое наказание. Мы просто глядим друг другу в глаза. Он – бессловесный раб; я – обреченная на заклание жертва, Что мы могли бы друг другу сказать? «Мне жаль»? «Я чувствую твою боль, как свою»? «Хорошо, что мы с тобой были знакомы»?

Впрочем, Дарий этому вряд ли радуется. Не вмешайся я в ту позорную казнь, он бы не попытался остановить Треда. Не лишился бы языка. А главное, не состоял бы теперь при мне, ведь я более чем уверена: президент Сноу нарочно сделал его моим безгласым.

Вывернувшись из железной хватки Хеймитча, ухожу к себе в комнату и запираю дверь. Опускаюсь на край кровати, упираюсь локтями в колени, а лбом в кулаки. Долго смотрю на мерцающие цвета костюма, воображая, будто перенеслась в свой старый дом в Двенадцатом дистрикте и свернулась калачиком у огня. Заряд понемногу кончается, и материя гаснет, чернеет.

Когда наконец Эффи приходит позвать на ужин, я поднимаюсь, снимаю наряд и бережно укладываю его на столе вместе с полукороной. Тщательно умываюсь в ванной, избавляясь от темной раскраски. И, переодевшись в обыкновенную рубашку с брюками, спускаюсь в банкетный зал.

Ужин проходит, словно в мутном сне. Дарий и рыжеволосая прислуживают нам за столом. Эффи, Хеймитч, Цинна, Порция и Пит, кажется, обсуждают Открытие. В память врезается лишь одно. Я нарочно роняю на пол тарелку с горошком и, не дожидаясь, пока меня кто-нибудь остановит, лезу под стол. Дарий тут же бросается собирать раскатившиеся горошины. На миг мы оказываемся рядом, скрытые от посторонних глаз, и наши руки соприкасаются. Его грубая кожа покрыта масляным соусом с тарелки. Наши отчаянно сцепившиеся пальцы говорят больше, нежели все невысказанные слова. Эффи квохчет:

– Китнисс, это же не твоя работа!

И мы разжимаем руки.

Когда все отправляются смотреть повтор Открытия, я втискиваюсь на кушетке между стилистом и ментором: не хочу, чтобы рядом был Пит. Кошмар, случившийся с Дарием, касается Гейла, меня и, возможно, Хеймитча, но не его. Они, в лучшем случае, здоровались при встрече на улице. Пит никогда не принадлежал Котлу, как мы. И вдобавок я все еще злюсь на него за насмешки. Как-нибудь обойдусь без участия и утешения. Нет, я не передумала сделать все для спасения его жизни, но больше ничего ему не должна.

На экране показывают, как процессия движется к Большому городскому кругу, и у меня в голове мелькает: это же отвратительно. Даже в обычный год провозить ряженых трибутов по улицам, точно пленных, – жестоко. Дети в костюмах выглядят глупо, однако стареющие победители представляют собой необычайно жалкое зрелище. Те, что помоложе, вроде Джоанны и Финника, или те, чьи тела не успели одряхлеть, как у Брута и Сидер, еще сохраняют остатки достоинства. Но люди, попавшие в хищные когти пьянства, морфлинга или болезней, смотрятся более чем нелепо в нарядах, изображающих дойных коров, деревья или буханки хлеба. В прошлом сезоне мы без передышки обсуждали каждого из участников; сейчас отпускаем лишь редкие замечания. Неудивительно, что зрители сходят с ума при виде нас с Питом – сильных, юных, красивых, в сияющих облачениях, как и положено выглядеть настоящим трибутам.