Михаил Белозеров - Дорога мертвецов

Стрельба внезапно прекратилась. Костя услышал команды по-немецки, стоны, торопливые шаги справа и слева, и понял, что его окружают. Подхватился и, не разбирая дороги, кинулся прочь. Его, как и в первый раз, обуял безотчетный страх. Этот страх был сильнее разума. Он заставлял бежать так, что сердце упиралось куда-то в горло и дергалось там, как лягушка, проткнутая булавкой. Бежал он, впрочем, недолго.

На этот раз они взялись за него всерьез – даром, что ли полицаи: делали три шага, замирали и слушали, а потом стреляли трассерами на шум. Он это понял сразу – после того, как пуля пролетела над самым ухом, и поэтому передвигался исключительно ползком. Большим плюсом было то, что он знал этот участок леса да и запомнил карту, поэтому ориентировался легко и избежал оврага, где лежал майор Кальтер. Кто-то из немцев угодил в него и долго матерился по-русски, коверкая слова. В лесу заметно посветлело, и Костя легко находил белые тряпочки, повязанные Семеном Тимофеевичем, и снимал их. Он совсем забыл, что лесник передумал идти по этому маршруту, и в тот момент, когда убрал с березовой ветки очередную тряпочку, замер. Он и сам не понял, почему так сделал – просто замер с поднятой ногой в предчувствии беды. 'Шип', что ли?

Немцы и полицаи уже были тут как тут – рядом – в каких-нибудь десяти-пятнадцати метрах. Костю скрывал от них лишь густой ельник. Страх неизвестности был настолько велик, что Костя предпочел бы попасть к ним в руки, чем быть заживо высосанным какой-то хищной тварью. Медленно и осторожно сделав шаг назад, Костя присел и посмотрел на землю. Вот что его смутило – тропинка. Хорошая, удобная тропинка, усыпанная влажными листьями. Она начиналась, прямо за березой и убегала в широкую светлую лощину, что было очень необычно. Пойди Костя левее или правее, тропинка показалась бы для него более привлекательней, чем пробираться через чащу. Костя стал отползать под елки.

– Эй, Петро, – сказал кто-то так близко, что Костя покрылся холодным потом, – ничего не бачишь?

– Да хиба это еж?

– Какой еж? Белены объелся?

– Еж, точно еж, я видел парочку, – сказал кто-то третий.

Этот третий, с сиплым голосом, был старшим, и его послушались.

– Ну, что там? – спросил он.

– Да утек, наверное? Тропинка.

– Бараско, а чего ты тогда стоишь? А ну проверь!

– Чуть что, Бараско… – проворчал полицай, но пошел, неловко переминаясь, как стреноженный конь.

Шея у него была повязана грязным бинтом, и он ворочал ею, словно она у него болела.

– Я тебе поворчу, я тебе поворчу! – сказал вслед ему человек сиплым голосом.

Бараско не хотелось лезть в мокрый ельник, поэтому он обошел его сверху по косогору и спустился вниз. Костя увидел его удаляющуюся спину. Несколько раз Бараско оглянулся, словно прощаясь.

– Хлопцы, вот его следы! – обрадованно крикнул он, показывая на тропинку.

После этих слов Костя вообще перестал дышать. Ему хотелось одного – как можно быстрее покинуть это место. Три или четыре человека, среди которых был и немец в мундире мышиного цвета, ступили на тропинку и скрылись в лощине. Вдруг там что-то произошло. Такого звука Костя прежде не слышал. Больше всего он походил на утробный хрип, только очень короткий, и на звук ломающиеся костей, который был еще короче, словно звуки захлебывались сами в себе, словно их гасили в зародыше.

Полицаи и Костя впились глазами в тропинку, должно быть, все сразу вспомнив: что это не просто лес, а Зона. Несколько томительно-долгих секунд ничего не происходило. Костя потихоньку закапывался и закапывался в прелые иголки, полагая, что так должны делать все сталкеры. Потом из-за поворота вымелся тот самый Бараско. У него было лицо смертельно перепуганного человека. В одной руке он тащил 'шмайсер', а в другой – человеческую голову, и однотонно голосил на высокой ноте: 'А-а-а!' За ним стелился кровавый след.

Ничего не видя перед собой и, похоже, мало что соображая, Бараско взбежал на бугор, сунулся в спасительный ельник и стал быстро-быстро закапываться рядом с Костей, твердя одно и то же:

– Петро… Петро… Петро… А-а-а!..

Голову, однако, он аккуратно положил рядом со 'шмайсером' на землю. На некоторое время он замолк, потом взглянул на голову и снова закричал, тонко, как жеребенок:

– А-а-а!..

К своему ужасу Костя понял, что голова принадлежала этому самому Петру. Тогда он тихо спросил:

– Что?! Что ты видел?!

– Не знаю… не знаю… – подняв на него белые-белые глаза, твердил Бараско. – Там!.. Там!.. – он показал в лощину, не отрывая взгляда от Кости и ища на его лице объяснение тому, что произошло.