Олег Верещагин Воля павших

- покажет тебе гостиницу - корчму, как вы говорите?

-- Я так никогда не говорил, - равнодушно ответил Немой. - Я хобайн, а

не славянин... Лайс свэс хлаутс н'д байра хит.

-- О-о! - голос данвана вдруг изменился, стал моложе и приобрёл живые

интонации. - У хлиган ват'с хаусйен?! Скейнан!

-- Т'экт, - Немой тоже отсалютовал рукой и, больше ни на кого не глядя,

вошёл в город через ворота,бесшумно и плавно закрывшиеся за его спи-ной...

...Узкой мощёной улицей Немой шёл между двумя рядами высоких домов, чьи окна были закрыты ставнями. В тишине по ровным булыжни-кам коротко стучали шаги подкованных сапог. Далеко впереди, над кры-шами домов, вознеслась, словно чёрный призрак, Цитадель Капитана. Такая же, как и в любом другом городе.Построенная по плану, с пристре-лянными подходами, непоколебимая и несокрушимая. Символ власти данванов - ни для кого не секрет, что они специально строят свои крепо-сти вот так, чтобы их было видно из каждого уголка города, чтобы они ви-сели над кварталами и площадями, над крышами и стенами, как судьба, как рок... Это не просто крепость. Это напоминание.

Лайс свэс хлаутс н'д байра хит.

Я знаю своё место и несу жребий.

Немой сплюнул. Каждый раз, когда он говорил на этом языке, ему хотелось потом прополоскать рот родниковой водой.

Было пустынно. Лишь нарушал теперь тишину доносящийся отку-да-то спереди голос, возвещавший что-то через равные промежутки вре-мени. Металлический, неживой голос, похожий на голоса, которым дан-ваны говорят на языках своих рабов. Автомат говорит. Наверное, какое-нибудь объявление Капитана.

Он ещё раз посмотрел на Цитадель. Площадка для кораблей была пуста. Ни фрегатов, ни даже патрульных вельботов. Все в разгоне. Это и к лучшему.

Что он там твердит?

Впереди, в свете мощных прожекторов, обрисовался вход на пло-щадь. Та самая, на которой днём рынок рабов - или другая? Голос нёсся оттуда...

-- ... так! Эти четверо злоумышленников казнены согласно законам Дан-

вэ за разбой, нападения на слуг Данвэ и злоумышления против граждан Данвэ! Да будет так ! Эти четверо злоумышленников...

Немой остановился у выхода на площадь - небольшую (вряд ли это рыночная), залитую иссушающе-мощным дневным светом четырёх ламп, наклонно размещённых на четырёх мачтах по углам. Идти дальше было опасно. Кроме того, Немой боялся.

Он боялся того, что мог увидеть и что означало провал. Полный провал десятилетий работы.

Четыре человека были посажены на колья,вделанные между булы-жниками площади. На тонкие металлические колья - такие, чтобы чело-век умер не сразу. Колья были в засохшей крови. И булыжник. И люди.

НЕ ТЕ, кого он боялся увидеть.

Немой испытал кощунственное облегчение, когда понял это.

Он не знал никого из умерших на этой площади.Ни могучего сложения мужчину лет тридцати с огненно-рыжей бородой. Ни другого - помла-дше и пониже ростом.Ни седого старика с обожжёнными ногами.Ни коро-тко подстриженного мальчика примерно лет четырнадцати. Отсюда, с края площади, он видел белые лица казнённых,запрокинутые вверх,к не-бу, залитые кровью рты. Видел пыльные, остановившиеся глаза. Видел одинаковые позы, характерные для принявших смерть на колу - руки вы-тянуты вдоль тела, ноги чуть расставлены и выпрямлены последней су-дорогой.

Немой пожалел, что уже давно не верит ни в каких богов. Иначе он непременно помолился бы. Трудно верить в богов, живя здесь. Впрочем, Христос принимает всех. И утешение дарует всем. А в обмен забирает одно только - желание бороться ЗДЕСЬ, на этой земле, в этой жизни.

Недаром эту веру так поощряют данваны.

* * *

Когда Немой добрался до полуподвала, на дверью которого висе-ла доска с изображением факела и надписью глаголицей: "Ночной ого-нёк", то уже совсем стемнело. Он пригнулся и вошёл внутрь по ступень-кам, заросшим в углах у стены мохом.

"Ночной огонёк" больше напоминал берлогу ведьмака, а то и что почище. Но сейчас тут не было обычного люда - беглых рабов, разных перехожих из леса, нищеты с окраин... Для всей этой публики было ещё слишком рано.

Хозяин смерил клиента скучающим взглядом, но всё же придал своему разбойничьему лицу максимально приветливое выражение - да-же вышел из-за грязного прилавка, на котором удобно отдыхало его брю-хо.

-- На площади был, - вместо приветствия сказал Немой.

-- На той, где четыре трона стоят? - спросил хозяин. - Знаем, видели...

Сидеть на тех тронах колко, да только тех, кто на них садится, народ по-выше Капитана ставит. Жаль только, что сойти с тех тронов своими нога-ми никому не пришлось...