— Баир Барбоев!
— Не понял. Говори понятно. Имя, звание, должность!
— Я не виноват, это они меня позвали, отпустите пожалуйста…
— Бесполезен, — меч вылетел из ножен, крутанув его неуловимым движением, бухулдэшка отсек Баиру голову. К букету запахов добавились сомнительные ароматы крови и дерьма. — Ты! — острие клинка вплотную приблизилось к глазам Максимки. — Имя, звание, должность!
— Максим Домышев! Звания нет! Я мирный, я ничо…
— Где ваши воины?
— Какие воины? Солдаты, чо ли?
— Солдаты вашей армии.
— Нет у нас солдат. Одна милиция…
— Кто убил людей вчера и сегодня? Солдаты? Милиция?
— Павловские их убили! Толян, Саня, Антон Вареник! У них ваши ружья есть!
— Павловские — это солдаты?
— Нет, они тут живут!
— Где их место в данный момент?!
— Чо?
— Где они сейчас находятся?! Отвечать!
— В лесу-у… возле Большой Каланчи они, около Третьей Мельницы! Не убивайте, ааааа!
— Бесполезен. — Максимка зажмурил глаза. Плеснуло кровью, свежей. Больно не было. Открыв глаза, он увидел, как бухулдэшки оттаскивают в сторону тело его брата.
— Ты нам покажешь, где находятся не солдаты Павловские?! Мы не убьем.
— Да-а… покажу-у…
В отличие от утренних бухулдэшек, люди, ушедшие в лес, охранение поставили правильно.
— Идут! — подбежал к товарищу полковнику Валерий Холхоев. — Пять машин, будут минут через десять.
— Внимание! — голос Василия Григорьевича легко перекрыл шум лагеря. — Расходимся! Толя со своими на гору, стрелять, если выйдут из машин! Сергей, Саян, на вас дорога, завалить и отойти! Дмитрий, бери старших и уходите к бабам, прикроете! Остальные — за мной! Немного не так получается, — сказал он уже тихо. — Рассчитывали выманить одну машину или две, а их вон сколько…
Отряд товарища полковника укрылся на краю леса. Сам Василий Григорьевич, десять молодых и не очень мужчин, пятеро стариков лет шестидесяти, суровая учительница литературы Любовь Дмитриевна, жена дяди Володи. Женщин в долине традиционно к таким делам не допускали, но тут сделали исключение, и никто не решился спорить… Как-то раз она пошла в курятник, собрать яйца, и на нее что-то бросилось. Взмахнув лопатой, которой убирала куриное дерьмо, Любовь Дмитриевна сшибла это «что-то» на пол. Протянула руку к выключателю, включила свет… на полу умирала рысь. Женская слабость выразилась в публичном реве на всю улицу — ты, мудрила с Нижнего Тагила, охотник или кто? Всяка пропастина бегат прямо по дому, а он телевизор смотрит! Дядя Володя виновато прятался за спинами сыновей… стреляла Любовь Дмитриевна не хуже мужа.
— Так, когда подойдут метров на четыреста — все назад, Лопсон и Женька открывают огонь, если они не разворачиваются на нас — стреляют еще, пока они не развернутся. Потом уходим влево и на во-он тот холмик. После того как Сергей перекроет дорогу — не выпускать их из машин. Всем ясно? Мунко!
— Я, товарищ полковник!
— Будь готов бежать по отрядам. Ну все, ждем.
Потекли минуты ожидания…
— Э чо, Вася, смотри! — дядя Володя показал рукой в сторону поля. — Оне почто-то в тот лес, в овраг едут, на Суху речку, на кладбище. А чо мы их, там заловим али чо?
Товарищ полковник прикинул изменившийся расклад.
— Мунко, к Сергею! Скажи — пусть бегут к оврагу, когда колонна войдет в него полностью, валить деревья с тылу, понял? Лопсон со мной, Женька и все — к Толе, собирайте весь бензин, мы их там спалим! Анатолию приказ — как колонна встанет, бросать бутылки, ветки, чтоб горело!
— А кто спереди?
— А спереди их встретят… — нехорошо ухмыльнувшись, Василий Григорьевич размеренно побежал к лагерю. Он знал, где стоит замаскированный мотоцикл «ИЖ-Юпитер».
Максимка, как-то сразу протрезвев, понял — ему все равно не жить. Хер с ними, с бухулдэшками — свои, когда выплывет правда, остатки семейства со свету сживут… Кровь Домышевскую в долине считали немного порченой. Почти двести лет назад один граф, дворянства лишенный и в долину после стояния на Сенатской сосланный, соблазнил девку из хорошей семьи. А когда ссылка его кончилась переводом в солдаты на Кавказ, оставил ей и своим насквозь незаконным детям хороший двухэтажный дом. Оттуда и фамилия пошла. Отличались «домышата» невероятной даже по местным меркам отмороженностью, малоумием и хвастливостью — что вполне закономерно приводило фамилию к упадку, никто приличный с ними не знался и не роднился. Но их терпели — свои все же, даже немного гордились — как же, вот, того самого, который «Войну и Мир» написал, родственнички-то у нас в КПЗ сегодня отдыхают. Они были — свои. Поэтому, отогнав первый испуг, предать Максимка не мог. «Повожу их до кладбища, по Сухой речке, потом пошлю на хер, пусть валят», — пришло решение…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу