Сергей Клочков - Лунь

— Конечно, «искровики». Другие Лунь не берёт… — И я отрепетированным жестом высыпал из мешочка пять переливчатых красавцев. Ишь, как блестят… синий особенно хорош. Прозрачный, холодного такого цвета, а внутри, если покрутить камень, словно ледяные кристаллы сверкают. «Зимняя сказка». Да, так Банзаю и скажу, заодно и цену накину. Кстати, названия, что сталкер найденным «самоцветам» даёт, тоже на Большую землю уходят. Особенный это шик там, среди ценителей. Традицию эту, к слову, Барин начал…

— «Зимняя сказка» двести монет стоит. Остальные за сто…

— Идёт, — поспешно кивнул Банзай.

— Сто восемьдесят, — закончил я фразу.

Эх… барыга ты, Лунь, — уже с меньшим энтузиазмом прогудел торговец. Было бы от чего расстраиваться. По своим секретным каналам он их втрое дороже продаст. Если не впятеро.

— Бери, Банзай, навар хороший будет. Кимоно себе новое купишь, да ещё и на саке останется.

— Трепло… ладно, сто восемьдесят, уговорил. Не излучают?

— Чистенькие. «Чёрный выверт» нужен? — Я чуть подмигнул. — Руками не трогай.

Банзай удивлённо приподнял бровь, но кивнул. Ересь с важным видом открыл контейнер и аккуратно вытряс на стол «выверт». Торговец взял большие пластиковые щипцы, ухватил ими артефакт, осмотрел.

— Да, неплохой экземпляр… сто шестьдесят, как обычно.

Ересь забрал деньги, зашуршал купюрами. С ленцой так взял, равнодушным движением, небрежно сунул в карман. Но глазки-то масленые стали, хорошо это видно.

— Давай выкладывай свой коронный… — Торговец наклонил голову и в ожидании стукнул пальцами по столешнице. — Знаю, есть он у тебя.

Ну, даёт Банзай. Точно, дзен. Я извлёк со дна контейнера небольшой свёрточек, осторожно сорвал с него полоску изоленты. Редкий, действительно редкий артефакт, найденный в одну из недавних ходок на Агропром.

«Бешеная лента» формой напоминала часовую пружину. Тёмный бронзовый цвет наружных витков «ленты» постепенно переходил в зеркально-серебристый на внутренних. Тяжёлая, грамм сто весит, несмотря на то, что тоненькая она и на ладони целиком помещается. «Объект невыясненного происхождения с нестабильной массой, изменяющейся по неправильной синусоиде с шагом 7—12 часов по временной шкале», — подсказала память. Любит она, зараза, с лёту цеплять заумные словечки «ботаников», особенно после того знаменитого Выброса. Шевелится слегка «лента», словно дышит, слышно только, как царапают, поскрёбывают витки по неровностям стола. Банзай подумал, достал из кармана зажигалку, чиркнул колёсиком.

— Не самая лучшая идея, — подсказал я.

— А мы чуточку. — И торговец поднёс пламя к краю «ленты».

— Если что, сам искать её будешь. Я предупредил.

От огонька зажигалки по «бешеной ленте» стремительно расползлись радужные пятна, похожие на бензиновые разводы. Артефакт лежал спокойно ещё пару секунд, а потом вдруг разом скрутился в плотный комок и — «дз-зыннь» — сиганул к потолку. И пошёл скакать по всему подвалу, извиваясь, словно дождевой червь. Банзай был в полном восторге и даже — не может быть! — приподнял уголки губ. Неужели улыбается?

— Работает, — констатировал он с важным видом, мол, не для забавы, а исключительно ради дела артефакт раздраконил, чтоб проверить, значит. Ага, можно подумать, что находил кто-то нерабочие «бешеные ленты». — Но вот такое дело, Лунь. Не наберу я на неё. Считай, всю кассу спустил, сотен шесть всего осталось. Словно специально подрядились сегодня сталкеры редкие штуки таскать. Бывало, за целый день «медузы» не дождёшься, а тут такое. В общем, шестьсот держи, а остальные завтра к обеду. И лавочку я на сегодня прикрываю.

Любит Банзай с артефактами возиться. Нет, не экспериментирует, просто перебирает, разглядывает часами и так повернёт, и эдак. И разговоры только про них, потому как ничто другое Банзаю не интересно. Полчаса может расписывать, как огоньки на «каменном цветке» играют, и в такие моменты ему даже слушатель не особенно нужен. Главное — артефакты, и чтоб побольше их было и поразнообразнее, а Зона сама ему до фени, не сталкер он. Насколько я знаю, даже за пределы «Ростка» ни разу не выходил с тех самых пор, как доставили его сюда учёные в качестве лаборанта. Работа с пробирками ему скоро прискучила, и напросился он на должность «приёмщика объектов невыясненной природы». И, к слову сказать, «ботаники» не сразу согласились назначить рассеянного и задумчивого Толю Кима на такую сложную и ответственную работу. Тем не менее желающих на тот момент не было, кому охота радиацию глотать, и кандидатуру Кима всё-таки утвердили. И ни разу об этом не пожалели.