Сергей Палий - Братство

Очаровательное местечко, просто дивное.

На входной двери дяди Толиной квартиры, кроме жестяной таблички с номером, ничего не было: ни глазка, ни ручки, ни замочной скважины.

Степан огляделся. Лампочка светила тускло. На бечевке, протянутой по диагонали через лестничную клетку, висели семейные трусы. На ступеньке темнела кофейная банка с бычками. Больше ничего особенного при скудном освещении рассмотреть не удалось.

Степан решился. Занес руку, чтобы постучать, но стоило коснуться костяшками пальцев дерматина, как раздался скрип и дверь отворилась сама.

Сердце заколотилось быстрее. Пересилив робость, Степан громко позвал:

— Эй!

В квартире тихо звякнуло. Сквозняк принес дух винного перегара.

— Не робей! — сказал хриплый голос.

— Понимаете ли… — Степан стушевался. — Мне бы интервью.

— Да заходь ты!

Степан потоптался на пороге еще немного и, наконец, отважился войти в темную прихожую. Он снял туфли и зябко поежился. Из глубины квартиры вновь донесся звон стекла, и в комнате зажегся свет: грязно-желтый луч высветил узкую полоску замусоренного паркета.

— Топор-то принести? — поинтересовался хриплый голос.

Вот теперь Степану стало по-настоящему жутко.

— Я, п-пожалуй, пойду, — выдавил он.

— Пшёл на фиг! Дай бог тебе здоровья!

Степан поспешно впрыгнул в туфли, развернулся к выходу, и тут у него перед глазами всплыло лицо Генриха Карловича. Степан остановился в смятении.

Уйдет — не видать должности штатного корреспондента. Но оставаться как-то неудобно: его же тут вроде как послали куда подальше. Что же делать?

«Ладно, — прошептал Степан, чтобы убедить себя, — найдешь другую работу».

Во рту незамедлительно появилась горечь.

Как она ему надоела, эта гадкая горечь, кто бы знал!

Степан вздохнул и нагнулся, чтобы снять туфли, но, поглядев на окурок и жирные пятна на паркете в полосе желтого света, решил остаться в обуви. Он перехватил сумку поудобней и зашел в комнату.

Дядя Толя возлежал на продавленной, наверное, еще в прошлом веке софе и смотрел в пространство скошенными к переносице глазами. На нем была выцветшая гимнастерка и треники с огромными пузырями на коленках. Старческое лицо покрывала сеть морщин и редкая щетина. В руке дядя Толя сжимал граненый стакан.

— Водка, — прокомментировал он и шумно понюхал содержимое тары.

— Здравствуйте, — сказал Степан, стараясь выглядеть солидным журналистом. — Я представляю городскую газету…

— Бендеровскую? — тут же перебил старик.

— Нет, — смутился Степан и переступил с ноги на ногу.

— Значит, румынскую, — уверенно кивнул дядя Толя.

Степан достал диктофон. Включил, удостоверился, что индикатор горит, выключил, прочистил горло и снова нажал на «запись».

— Топор-то принести? — участливо спросил дядя Толя, глядя на его манипуляции с диктофоном.

— Не надо, спасибо.

Тот пожал плечом и поставил стакан на пол, свесившись с софы.

— Здравствуйте еще раз, — торжественно начал Степан. — В городе остается все меньше и меньше представителей поколения, которое застало царя. Вы, скажу честно, история…

— Да я тридцать лет как инженер! — громко заявил дядя Толя и добавил на тон тише: — Телевизор можешь посмотреть. Но звук не включай.

На тумбочке в другом конце грязной комнаты покоился древний «Каскад» с пузатым экраном.

— Вы не совсем верно меня поняли, — вздохнул Степан, ощущая, как штатная должность отодвигается от него все дальше. — Я бы хотел узнать о вашей непростой судьбе, о тех катаклизмах…

— Топор-то принести, поди, — напомнил дядя Толя.

— Да зачем мне топор!

Степан с досадой поставил диктофон на «паузу».

— Не пугай. Пуганые мы, — усмехнулся дядя Толя и полностью свесил верхнюю половину туловища с дивана.

— С вами все в порядке? — встревожился Степан.

— А то! Я тридцать лет как инженер, — успокоил его дядя Толя и опустил нос в стакан. Водка потекла через край.

Раньше Степан никогда не видел, как люди пьют водку носом. Сказать по правде, он вообще не подозревал, что носом можно пить. Поэтому сначала Степан немного растерялся, но, несмотря на волнение, попытался прийти на помощь пожилому человеку. Осторожно дотронулся до плеча дяди Толи и предложил:

— Давайте я вам помогу лечь на кровать и подам стакан.

— Пшёл на фиг, — булькнул дядя Толя. — Дай бог тебе здоровья.

После того ужасного случая, когда дядя Толя захлебнулся в стакане с дешевой водкой — став-таки напоследок сенсацией, но, к сожалению, чужой, — Генрих Карлович запретил Степану появляться в редакции.