Андрей Шевченко - Возвращение рейдера

Брат Херес с детства имел тягу к звёздам, потому и пошёл корабельным капелланом на «Белую звезду», совмещать приятное с полезным. Морозов сначала не хотел брать монаха, сказав, что бездельники его кораблю не требуются, но брат Херес продемонстрировал капитану своё умение обращаться с вибромечом и бластером. После этого впечатлённый капитан задал пару вопросов на философские темы, несказанно удивив монаха. Морозов узнал, что достойный брат немного владеет искусством врачевания, и принял его в команду в качестве помощника врача. Брат Херес принимал участие во всех боях Антисиссианской Армады, а по завершении оных он по долгу службы давал отпущение грехов умирающим.

Так как монахам-«прогрессорам» запрещалось иметь личное имущество и деньги в любом наличном или безналичном виде, то доля брата Хереса от общей добычи в полном объёме предназначалась для монастыря. Но пронырливый монах всегда успевал урвать себе энное количество кредиток до прихода монастырского сборщика (и бухгалтера в одном лице). Он тратил эти кредитки по местным кабакам в своё удовольствие и потому был счастлив и вполне доволен такой жизнью. Так продолжалось до того злополучного времени, когда эти сиворожие сиссиане (Господь, наверное, был с похмелья, когда создавал их) устроили ловушку для АСА.

Брат Херес был приписан к абордажной команде и во время боя находился без дела. А когда прозвучало объявление капитана, что «Звезда» падает в чёрную дыру, брат Херес впервые за много лет испугался по-настоящему. Двигатели смолкли, и искусственная гравитация, поддерживаемая вдоль оси корабля, исчезла. Экипаж закрепился в противоперегрузочных креслах. Монах, стуча зубами, молился.

Он искренне полагал, что Господь наказывает его за все совершённые им прегрешения. Брат Херес истово клялся, что если выживет в этой передряге, а это было крайне маловероятно, то будет вести праведный образ жизни: забудет вкус вина и сигар, перестанет знаться с женщинами и займётся умерщвлением плоти. С каждой минутой молитвы его становились всё горячее, а клятвы страшнее и страшнее.

На общем обзорном экране было видно, как звёзды теряют свой блеск и растворяются в матовом пламени, будто отходящем от бортов яхты. Наконец яркий свет поглотил всё окружающее. Брат Херес подумал, что скоро недостойный сын предстанет пред ликом разгневанного создателя, и потерял сознание.

Александр включил систему жизнеобеспечения скафандра только тогда, когда услышал стихающий гул двигателей. Эркин и Тор последовали его примеру. На внешних мониторах было видно изображение уменьшающихся сиссианских крейсеров. Картина задергалась, вновь появилась и исчезла окончательно, только сполохи белого пламени резали глаза. Странно, но внутри корабля не чувствовалось никакого воздействия чудовищной гравитации чёрной дыры. Возможно, новая гравизащита сдерживала её, хотя бортовой компьютер не выдавал данных о повышенном расходе энергии генераторов, как это было во время боя с сиссианами. Странно, должно быть всё наоборот…

Додумать эту мысль Александр не успел: он почувствовал себя так, словно его зажали в мягкие, но мощные тиски, которые сжимают не тело, а дыхание. И даже мысли. Кровь прилила к голове, в глазах заплясали ярко-красные искры, а лёгкие отказывались вдохнуть свежий воздух. Наконец невидимые тиски распались под напором другой силы, и последнее, что успел подумать Александр, было: «Это похуже, чем гиперпрыжок». Все почернело перед его глазами, и он погрузился во тьму.

Голос бубнил, монотонно и не прерываясь. Постепенно стали различаться слова, но смысл был по-прежнему неясен: «…у… агар… сивп… о, да, но с другой стороны…»

Наконец можно хоть что-то разобрать! Вроде бы это не один голос, а два! И они спорят между собой.

«…нет, вы неправы, он станет чудовищно-сильным и должен быть остановлен! …Но как? …Позвольте возразить, мы же видели угрозу… гораздо меньшую… Ну, вы понимаете… нет, я не согласен…»

Тут в разговор вмешался третий голос, такой мощный и глубокий, что, казалось, идет со всех сторон:

— Молчите, недостойные! Ужель в себе почувствовали силу, что осуждаете вселенские законы? Ведь даже я, Оракул, не терзаюсь! Вот вам указ: пускай случится то, чему должно случиться.

И всё. Тишина. Воцарилось молчание настолько полное, какого не бывает даже после контузии. Странным образом слово «контузия» вызвало за собой целую цепь воспоминаний и ассоциаций: война, враги, друзья, тюрьма, девушка, свобода, космос, война. Круг замкнулся. Александр Морозов снова стал самим собой.