* * *
Справа буквально в пяти шагах от Лариона начинались стволы деревьев, тонкие, чуть покачивающиеся на ветру березки. Слева же раскинулось уходящее в бесконечную даль поле ржи. Классические русские пейзажи, многократно воспетые давно умершими поэтами, и изображенные великими живописцами.
Правда, поэты ни разу не упоминали о роботе, буквально материализовавшемся из леса. Механический официант аккуратно поставил на столик тарелки с дымящимися пельменями, стопку, бокал и уехал. Вернув ощущение пикника на опушке березовой рощи. И звуковое оформление соответствующее - шелест листвы и трель соловья. Кажется, сделай несколько шагов - и очутишься под сенью деревьев.
А на самом деле всего два метра, и пройдешь сквозь голограмму, окажешься в небольшом ресторане национальной русской кухни, куда его привела Ольга.
Вообще Ларион предпочел бы пригласить ее во французский ресторан, с официантами-людьми. Но сейчас он по легенде француз и гость столицы, а значит, должен демонстрировать интерес к местной кухне и обычаям.
- Это русские пельмени, Лоран, - указала на тарелку Ольга. - И русская водка. Ее пьют с пельменями.
- А почему у тебя другой бокал? - если уж прикидываться французом, то до конца.
- Я не люблю крепкие напитки. У нас водку обычно пьют мужчины, - улыбнулась женщина.
Ларион поднял стопку, на ходу соображая, как должен вести себя француз, пьющий водку первый раз. Сделал небольшой глоток, и поморщился. Ольга засмеялась.
- Это не французское вино, Лоран. Ты должен выпить все сразу, одним глотком.
Он махнул стопку залпом.
- И сразу закуси. Съешь пару пельменей, - пододвинула ему тарелку Ольга. - Ну как?
- Крепкая, - ответил Ларион. Водка тут хорошая. Как и пельмени.
- Кстати, Лоран, а ты планируешь для себя какую-то культурную программу? - поинтересовалась Ольга, отпивая из своего бокала.
- Культурную?
- Да. Помимо научной. Ведь ты же первый раз в Москве. А у нас много самых разных музеев, выставок. Опера, балет.
- А, это. Знаешь, Ольга, я как-то не особо любитель всего этого.
- Неужели ты совсем равнодушен к прекрасному?
- Нет, что ты. Наоборот, ко всему истинно прекрасному я очень даже неравнодушен. Вот только все эти музеи. Разве там есть что-то по-настоящему прекрасное? Там хранятся скорее жалкие копии, а то и вообще убогие пародии.
- Ты ошибаешься, Лоран. В той же Третьяковской галерее почти все произведения - подлинники. Написанные великими мастерами.
- Да какая разница, Ольга, кем они написаны, - Ларион небрежно махнул рукой. - Любая картина или статуя - всего лишь жалкая копия истинно прекрасного. И не важно, кто ее создал - Рафаэль, Леонардо, или никому не известный художник.
Она недоуменно посмотрела на него.
- Но если даже Леонардо - лишь копия, что же тогда по-настоящему прекрасно?
Ларион сделал небольшую паузу.
- В мире есть лишь два вида истинной красоты - красота природы, и красота женщины, - при последних словах Ольга заметно смутилась. - А все эти рисунки, статуи и прочее - лишь жалкие подобия. Они никогда не встанут на один уровень с оригиналом.
Несколько секунд она молчала.
- Да, но, - Ольга снова споткнулась, и взяла бокал с вином. - А как же тогда все сделанное человеком? - она наконец собралась с мыслями.
- А все те сделанные человеком вещи, которые считаются красивым, являются лишь копиями первоначальной красоты. Возьмем, например, вазу. Какая форма у красивой вазы? Фигура стройной женщины, - он руками нарисовал в воздухе характерный силуэт. - Копия истинно прекрасного. Со всем остальным то же самое.
- Ты прав, но, - теперь Ольга совсем не находила, что сказать.
- Так что, если есть желание полюбоваться прекрасным, то музей - не самое лучшее для этого место, - закончил Ларион.
- Но тогда что получается, по-твоему, жители мегаполисов лишены возможности наслаждаться красотой? - спросила она.
- Нет, почему же, в городе много таких мест. Например, любой стрип-клуб.
- Ты шутишь? - она недоверчиво уставилась на него.
- Отнюдь. Природы там нет, но можно полюбоваться на красивых женщин. Живых, а не нарисованных.
- Да, но, - она снова сбилась. - Но ты же не хочешь сказать, что этот самый стрип-клуб лучше музея. В музеях высокое, прекрасное искусство, а там, - она на секунду замолчала, подыскивая нужное слово. - Пошлость.
Ларион улыбнулся.
- Вот представь себе, Ольга, ты познакомилась с мужчиной, он тебе понравился, ты ему, вроде, тоже. Вы посидели в ресторане, пришли к нему домой. И вот ты уже собираешься раздеваться, а он тебе и говорит: Знаешь, Ольга, я сторонник высокого искусства, - и достает резиновую Мону Лизу. - А обычный секс - пошлость. Так что я буду спать с ней, а для тебя у меня есть надувной Апполон. И как ты назовешь такого человека?
Читать дальше