Да, она была слабобронирована. Да, у нее небольшой боекомплект, особенно по сравнению с американцами. Те жадины в свои артустановки по сотне штук запихивали снарядов. А экономные немцы — пятнадцать. Но зато в скорости — сорок два километра в час! — не каждый легкий танк мог с ней соперничать. Французы, например, выше тридцати под горку и не разгонялись никогда. Да и тридцать — только на полигонах.
Итак…
Три царапучие кошки — Леопард, Тигр, Пантера.
Дальнобойная Курица.
И рабочая лошадка по кличке Штуг.
Можно жить и можно убивать.
Майор Лисицын застегнул ремень безопасности за брюшком и тронулся к настоящему эксперту. Благо тот жил недалеко — буквально в паре кварталов.
Полицейский долго жал на старинную кнопку звонка. Очень долго. Уже уйти собирался, но тут дверь и открылась.
— Генадич? Здорово! — максимально широко улыбнулся Лисицын.
— Принесла тебя нелегкая, — буркнул старик, нахмурившись. Да какой там старик? Полтинник мужику полгода как исполнилось. А седой как лунь, половины зубов нет… Выщербнуло как-то осколком на Волховском фронте. А денег на протезирование нет. Все на поездки ТУДА тратит. Жена ушла вместе с детьми, он квартиру отдал… Как мать померла, наследство оставила… Ага. Наследство. Домик в деревне. Такой глухой деревне, что хватило купить комнату в коммуналке, а до этого все по съемным углам мыкался. Эх, Геннадич, Геннадич…
— Че надо?
— МихалГенадич! Да вот чего-то поговорить захотел. Давно ж не виделись!
— Мне пох, скока мы с тобой не виделись, Лисицын. У меня своих дел море, еще и твои решать?
Пакет брякнул бутылками.
Они вошли в прокуренную комнатку. Майор аж поморщился от дыма, прокоптившего стены, потолок, мебель…
— Доставай! — буркнул бывший командир отряда.
Лисицын достал бутылку водки. Сам он пить не собирался — работы еще до хрена, но знал, что МГ, а именно так и звали когда-то командира, минуты в трезвом состоянии не живет. Слишком его зацепила та война, что с нее он до сих пор вернуться не может.
Старик покосился на бутылку, взял ее в руки, почитал надписи и… И поставил под стол. Старый такой коричневый стол, покосившийся под весом книг.
— Дело, говорю, свое доставай.
— Да я просто навестить…
— В твоем звании просто так навестить не ходят. Сначала наливают, потом пытают. Давай наоборот. Мне после пыток твоих пользительнее выпить будет.
— Да какие пытки, МихалГенадич?
— Словесные. Давай, давай. Говори.
Майор помялся, помялся…
— Убийство тут случилось.
— Я тут при чем?
— Кинжалом мужика зарезали. Ваших лет, — тут Лисицын подумал… — Примерно.
— Кинжал моих лет?
— Нет, мужик. А кинжал… Вот он, кинжал-то!
И майор достал из чемоданчика вещдок.
МГ осторожно взял в руки пакет с кинжалом… Долго и очень внимательно рассматривал лезвие со всех сторон. Пальцы его машинально попытались разорвать полиэтилен, но он остановил себя еще до того, как Лисицын дернулся:
— Я понимаю, майор, я понимаю…
В устах бывшего командира слово «майор» прозвучало как «боец».
МихалГенадич встал. Подошел к окну, скрипя половицами, посмотрел на дневном свету. Затем вернулся к столу, включил настольную лампу, посмотрел и под ее желтым светом. Покряхтел. Закурил. Наконец, выдохнул:
— Хороший сохран. Очень хороший. Сейчас такое не делают. Где взял? Колись!
— Им недавно зарезали человека.
— Хм… Для того они и сделаны были. Людей резать. Это ж СС. Они на это заточены. Понимаешь?
— Я-то понимаю. Только вот откуда он у нас взялся?
— Сережа, Сережа… — вздохнул МГ. — Ты в курсе, где мы с тобой живем?
— Ну… В России, а что?
— Мы с тобой в Вятской губернии живем. Всегда это место ссылок было. Понимаешь? Вот есть у нас под Белой Холуницей пруд. Бывал там?
— А как же! Вятское море, так сказать!
— А откуда оно взялось? Знаешь? Французы пленные копали. Кого у нас только не было? Знаешь, я тут пытался по латышским легионерам СС дела архивные поднять. Ну, которые у нас тут сидели. Слышал о них?
— Ну так, — неопределенно махнул рукой майор.
— Сидели они тут у нас. Те, кто выжил. А многие еще и остались здесь. Более того, дети их и внуки сейчас вполне себе заслуженные люди. Дочка одного эстонца, например, меня как-то прооперировала. И вот сидим мы тут с твоим смежником из Большого Дома, он мне и говорит. «Геннадич, мол, ты понимаешь, почему нельзя мне тебя в эти архивы пускать?» Детишки-то сейчас в больших начальников выросли. Понимаешь?
Читать дальше