Завета боязливо сказала, перешагивая через комингс [40] Комингс — дверной порог для бронированной двери высотой до 60 сантиметров.
:
— А здесь прохладно…
Кому ее слова предназначались, Костя не понял, ясно, что кому угодно, но только не ему. Он будто бы совершенно случайно очутился рядом с ней и ощутил ее запах. Все утро он боролся с самим собой и даже давал слово не подходить к Завете ближе чем на три шага, но не удержался. Она посмотрела на него как-то особенно выразительно, и внутри у него мягко, как в скоростном лифте, все оборвалось.
Когда они поднялись по лестницам и попали в командный пункт, Костя не удержался, свернул вправо и по железной лестнице выметнулся наверх, сунул башку в бронеколпак. Этот поступок охладил его горячую голову. Он с очередной раз дал себе зарок не начинать в Заветой все сначала, и был крайне недоволен отсутствием в себе силы воли.
Через узкие щели было видно все левобережье реки и даже чуть дальше, где в дымке кончался съежившийся лес и начиналась степь. В тот момент, когда он вернулся в командный пункт, все по очереди уже смотрели в стереотрубу. Если крутить колесико справа, то в панораму оптики охотно вползали силуэты чадящих, как керосинки, танков, которых на равнине перед укрепрайоном нащелкано было немерено. Хваленые немецкие «леопарды-2», продырявленные и убитые, с копотью на боках, с крестами, похожими на фашистские, — будто бы ничего не изменилось, будто бы шла Отечественная война, — их обгорелые коробки темнели то там, то здесь. Некоторые доползли до воды, но их тоже подбили. Причем похоже было, что потом уже стреляли по ним ради удовольствия, раз за разом разбивая бронированные чудовища и превращая их в дырявую мишень. Видно было, что пушкари тренировались ради повышения мастерства. Но и без этого они сделали свое дело на твердую пятерку.
— Хотели взять нас нахрапом, — с гордостью стал рассказывать Большаков. — Выстроились своим любимым клином и поперли. Мы их еще на Караванной стали щелкать. Ну, а когда они уже вышли на прямую наводку, тут наши истребители постарались. Заметьте, у нас даже контуженых не было.
Только тогда Костя понял, что за гул доносился с южной стороны города два дня кряду: Петрополь отбивался. Было это в самом начале, когда они только-только попали в Донецк, сразу окунувшись в бои за аэропорт, и до Петрополя, конечно, не добрались. А надо было сразу, подумал он, с интересом разглядывая в оптику «леопарда», который приполз к воде, будто хотел напиться, и был изрешечен как сито, но даже в таком виде смотрелся весьма зловеще со своей клиновидной башней. В ее хищной конфигурации было что-то от старых немецких танков, которые обычно показывают в кино, хотя сквозь пробитую броню были видны одуванчики, а вездесущая трава уже проросла между распущенными гусеницами. Природа быстро брала свое.
— Было больше, — похвастался Большаков, — да утащили. По ночам очень даже стараются. Думают, что мы не видим. Если бы вы приехали к нам неделю назад, увидели бы их во всей красе. Сегодня утащат вон тот, видите?
— Какой?.. Какой?.. — быстро спросила Завета, отрываясь от окуляра и почему-то бросая перво-наперво взгляд своих темных стремительных глаз на Костю.
Ну ничего не понимаю, думал он чуть ошалело. Опять она за старое. Дудки, я теперь в эти гляделки не играю, и демонстративно отвернулся.
— А вон, левее поломанной сосны. Они его уже тросом слегка зацепили. Ночью потащат.
— Как же так?! — удивился Сашка. — А почему мы ничего не делаем? Надо ж… — Его возмущению не было предела.
— А вот так… — развел руками Большаков, и в его тоне прозвучало огромнейшее разочарование.
Костя уже сообразил, что, если бы Большакова не сдерживали, он бы стрелял и стрелял, пока снаряды не кончились или пока всех врагов не перебил бы на левобережье, но уж точно никого не допустил бы в город.
— А как же те, левее, в посадках? — спросил Костя и вспомнил, как Сашка Тулупов тайком фотографировал немецкие танки.
Большаков вздохнул так, словно ему наступили на больную мозоль:
— Вот то-то же и оно! Перемирие объявили. Под шумок немчура и приползла. Так бы я вас и повел на переднюю линию! Мы знаем, что они там стоят, и готовы их перемолоть в мгновение ока, но нам не дают политики. Где-то на верхах что-то замутили основательно, вот мы и ждем, а чего ждем, непонятно.
— Соизволения…
— Ага…
— А все эти мелкие стычки?
— А это называется арьергардными боями. Разведкой и прочее. Как бы не в счет. Сейчас больше авиация действует.
Читать дальше