Игорь Недозор - Плацдарм

Октябрьск.

Четыре дня спустя

— Ну что, товарищи офицеры, успехи есть? — спросил Мезенцев, войдя в комнату, на двери которой, рассохшейся и украшенной грубой резьбой, свежей масляной краской был выведен номер «14». — Как, товарищ подполковник, узнали, что тут за язык и с чем его, так сказать, едят?

— Пока не совсем, товарищ генерал-лейтенант, — доложил начальник лингвистов подполковник Илья Табунов. — Если вкратце, то язык не похож ни на один из ныне существующих на Земле.

— Ну хоть что-то общее улавливается?

— Улавливается… — Табунов хмыкнул. — Капитан Жалынов…

При этих словах непроизвольно встал и вытянулся перед генералом широкоплечий, бронзоволицый крепыш.

— …считает, что есть сходство с тюркскими языками. Майор Антонян находит нечто общее с праиндоевропейским: что-то близкое к скифской или сарматской группе. А вот лейтенант Дубарев уловил определенные элементы языков дравидийской группы. Наш же уважаемый доцент Григорьев… — кивок в сторону штатского в очках, — так вообще полагает, что язык этот происходит от схожих с суахили или фульбе.

— Напомните, это что такое.

— Это языки негров.

— М-да, интересно, нечего сказать, — только и нашелся Антон Карлович, с грехом пополам знавший со времен Великой Отечественной немецкий. — Ну хотя бы узнали, как по-здешнему будет «хенде хох» или «кура-млеко-яйки»?

Присутствующие сдержанно заулыбались.

В этой комнате с облупившейся штукатуркой за канцелярскими столами сидело больше десятка человек в самых разных званиях — от майора до капитан-лейтенанта, представлявшие все рода войск, кроме разве что РВСН. [5] Ракетные войска стратегического назначения.

Это была специальная лингвистическая группа, сформированная буквально позавчера. Десяток военных переводчиков, лучших, каких только смогли найти, спешно собранных по всем военным округам и группам войск и переброшенных сюда, все еще не переваривших известие о том, где им предстоит работать. Двоих отозвали из Западной группы войск в Германии, одного буквально сняли с самолета, на котором он должен был вылететь в Аддис-Абебу. (Кстати, официально он в оной Аддис-Абебе и пребывает, а по месту службы ему идет положенное жалованье с командировочными.)

Все это время дня языковеды работали по двенадцать-четырнадцать часов в сутки. Разбившись на пары, они допрашивали пленных и, скажем так, гостей военной базы.

Два лингафонных комплекса, специально привезенных с Большой земли, буквально раскалились от работы.

Но не могли же они двое суток работать впустую?

— Так что, есть какие-то результаты? — повторил Мезенцев уже более настойчиво, подпустив в голос начальственного металла. — Что мне доложить Юрию Владимировичу?

Упоминание Андропова, как всегда, сработало. В войсках, как и везде по стране, стала усиливаться борьба «за трудовую дисциплину».

— Вот, товарищ генерал, — упитанный майор-пограничник протянул ему толстую пачку рукописных листков. — Это, так сказать, первый том русско-аргуэрлайлского словаря.

— Как? — переспросил Антон Карлович.

— Русско-аргуэрлайлского, — повторил майор.

— Это что, так здешняя страна называется?

— Не совсем, — пояснил пограничник. — Похоже, так по-здешнему именуется весь этот мир. Аргуэрлайл. Вроде как Земля или там Марс.

— Ладно, мне пора к вашим соседям, — важно кивнул Мезенцев. — Немедленно отдайте это в штаб, пусть распечатают и отдают размножать. Скажите, я распорядился. Пусть всякие приказы с циркулярами отложат и начинают штамповать разговорники. Да не забудьте напомнить, чтобы поставили грифы «совершенно секретно» и «для служебного пользования». Ну не мне вас учить. В одном ведомстве служим.

Когда за Мезенцевым и пограничником закрылась дверь, собравшиеся вернулись к прерванному разговору.

— Нет, как хотите, а язык тут довольно странный, — сообщил доцент, уже вполне освоившийся с положением единственного штатского в этой компании — хоть и интеллигентов, но военных. — Ведь вроде бы он один для многих народов, но с такими различиями, что и не сразу поймешь.

— Ничего странного, — вступил в беседу один из лейтенантов-«немцев». — Как в Европе языки от латыни произошли…

— Да нет, тут не совсем так, вернее, совсем не так. А уж письменность… Тут есть, оказывается, три вида графики: слоговое письмо, иероглифы (впрочем, их мало где применяют, только вроде как в священных текстах и в переписке между царями) и еще один алфавит. Даже не алфавит, а что-то типа древнего узелкового письма — знаки-идеограммы, которые используют в торговле там, в ремесле, когда нужно что-то подсчитать… Для житейских нужд. Есть еще какие-то руны, но это что-то вообще древнее, и, похоже, оно только для амулетов и используется.