Андрей Уланов - Крест на башне

— Меньше. Намного меньше.

— Как так? — удивился я.

— Старинная кровать была, — поясняет она, — и, потом, я ведь с самого детства вверх не особо тянулась… так что хватало. Вот у отца с мамой кровать действительно была еще огромнее… — запнулась, отвернулась.

Я перекатился, сел рядом.

— Прости, — зашептал. — Не хотел напоминать… вышло так… по-дурацки.

— Все в порядке, — улыбнулась она мне, а в глазах бусинки слез горят. И вдруг неожиданно: — Хочешь, шею помассирую?

— Давай.

Очень даже кстати она это предложила. Считай, с утра я головой вертел… так что мышцы впрямь ноют и вполне чувствительно.

Растянулся снова на кровати, Стаська на меня сверху уселась и начала разминать потихоньку. Честно говоря, не очень-то это у нее получалось — пальчики тонкие, нежные, а вот с силой проблема.

И все равно… минут через пять чувствую — размягчаюсь, расплываюсь, утекаю куда-то…

— Стась, — еле пробормотал, — если ты еще продолжишь, то потом будешь меня по всему полу с тряпкой в ведро собирать.

— Переворачивайся… утекун.

Лег на спину… она на меня вновь забралась… хе, думаю, хорошо, что на живот, а не ниже. А то конфуз мог бы выйти… или не выйти?

Смотрю на нее… и вдруг, как волной захлестнуло, с головой — понял!

Осторожно так руку поднял и — хлоп, — прижал ее ладошку к шее.

— Ну что, Эрик, — улыбнулась она… — Отпусти…

— Сейчас…

А сам гляжу на искорки в ее глазах… разгорающиеся и понимаю, что нет, не отпущу. Ни за что на свете не отпущу.

— Стаська… Анастасия…

Вторая ладошка справа, чуть пониже ребер на меня легла тихонько, вверх медленно скользнула и обняла за шею, напротив первой, что я прижимать продолжал. А потом зажмурилась моя девочка и начала потихоньку ко мне наклоняться… пока ее губы с моими не соприкоснулись.

Я еще испугаться успел — целоваться ведь не умею, как бы чего… а потом все на свете забыл.

Первый в моей жизни поцелуй… Было это — даже не знаю, как и словами передать. Словно пьешь что-то вкусное бесконечно, пьянящее, а на вкус — клубничное мороженое, только горячее и одновременно — как первая затяжка после хрен-знает-сколько-курева-не-было.

Долго мы так друг друга «пили». Минут… не знаю, сколько!

Наконец разлепились.

— Стась…

— Нет, — перебила она меня. Зашептала жарко в ухо: — Не надо. Ничего не говори! Просто… просто люби меня. Люби!

Что я, что она — одежду чуть ли не в секунду сорвали. Я покрывало заодно с одеялом отбросил, лег. Она рядом вытянулась… и простынка, — то ли атласная, то ли шелковая, хрен их разберет, знаю только, что никогда прежде на такой лежать не доводилось, — захрустела под телом ее вкусно . Еле-еле сдержался, чтобы зверем не накинуться, — сообразил вовремя, что мне в данный момент лучше удаль свою подальше засунуть… в то самое единственное укромное местечко, которое у голого мужика имеется.

— Стаська… до чего же ты красивая!

По правде говоря, я большую часть ее толком не видел — угадывал. Освещения-то всего — блики с улицы. Так что более-менее видны были только личико, да часть плеча левого… до соска.

Смотрю и думаю — черт, какое же она все-таки еще дите! Сиськи… то есть груди, совсем еще маленькие — у хорошего заряжающего и то в этих местах больше выпирает. И вообще вся она тонкая такая, хрупкая — даже трогать страшно, не говоря уже о том, чтобы чего-то более энергичное совершать.

А с другой стороны, соображаю, нечего мне, олуху, к аристократке в хрен знает каком поколении с кобыльей меркой подступаться. У них же стандарт породы другой совсем, тут необъятность зада, да диаметр вымени не в цене! А вот утонченность, — от слова «тонкий» — как раз наоборот! Так что правильно все у девочки моей, а я дурак, дурак, дурак!

Протянул руку медленно, осторожно, словно к игрушке новогодней, шарику стеклянному типа «мыльный пузырь», коснулся ее легонько самыми кончиками пальцев чуть ниже груди, вниз провел… там осмелел и на бедро уже всей ладонью залез. Вернулся вверх… а вообще, думаю, вымя выменем, но вот такие маленькие грудки тоже свою прелесть имеют — в руку, например, просто замечательно укладываются!

Выше правая рука подниматься не желала. Пришлось изворачиваться — освободил левую, вытянул, по щеке провел… скользнул дальше, в волосы всей пятерней зарылся… притянул к себе.

— Э-эрик…

Волосы по всей моей груди рассыпались… щекочут забавно… а губы ее по щетине на подбородке прошлись и вновь до моих добрались.