Михаил Логинов - Красный терминатор. Дорога как судьба

— Пацаны, теперь вы подо мной. Если кто хочет жить без меня — вольному воля. Но если попадетесь на дороге, маму проклянете, что на свет родила. А Москва город маленький. Понятно, сявки? — закончил он, пихая ногой остывающий труп.

Так Ванька пошел под Князя, но с той поры только и думал о побеге. Слишком хорошо он помнил недавние времена, когда промышлять можно было в одиночку. Сам украл, сам сплавил, сам при деньгах. Если и подсел, то лишь по своей вине, а не исполняя чужую волю. Работа же на Князя напоминала полицейскую службу — изволь-ка в любой час быть готовым исполнить приказ начальства. Беги туда, это найди, за тем проследи, того приведи.

Последний раз ему и еще двум ребятам приказали навестить старого лакея генеральши Каменской, покинувшего свою госпожу за неделю до того, как она направилась в Петроград, чтобы оттуда податься в Финляндию. По сведениям Князя, холоп счел необходимым вознаградить себя за долгую службу некоторыми драгоценностями и уже выходил на скупщиков, но пока не расставался с вещичками, опасаясь продешевить.

— И кстати, пошарьте повнимательней. У холуя должен быть перстенек с изумрудом, — как бы невзначай добавил Князь. Это «кстати» означало, что вся экспедиция и затевается ради колечка.

Ванька Шестикаев парнишкой был тупым, однако давно уже понял — некоторые вещи стоят гораздо дороже, чем может показаться. Перстень к ним относился безусловно.

Черт попутал Шестикаева, когда именно он, обыскивая квартиру лакея, зарезанного после неудачной попытки сопротивления, наткнулся на перстень. Перстенек находился на дне дешевого подсвечника и весь был залит воском. Напарники Ваньки возились по соседству и не видели находки.

Если бы дело касалось статуэтки или ожерелья, он, пожалуй, и не рискнул бы. Но колечко — штучка мелкая. Сунул в сапог, и все. Так Ванька и сделал.

За последние месяцы у него накопилось немало таких ценных вещичек. Теперь бы все это продать и податься на юг, подальше от голодной Москвы и Князя. Однако только сейчас, глядя в немигающие голубые глаза своего хозяина, Ванька начал понимать, что поездка откладывается на неопределенное время.

— Мы и так много чего нашли, — запинаясь, сказал Шестикаев. — Браслет золотой, две сапфировые запонки, яхонтовые четки, империалов штук двадцать, шмоток разных…

— Я не про шмотки, голубчик, — мягко перебил его Князь. — Колечко ведь еще там было. А оно, голубчик, такое, что холуй его лишь в последнюю очередь продал бы. Потому что сейчас в Москве немногие за него могут нормальную цену дать. Ведь так, голубчик?

— Я же не один в квартире был, — торопливо забормотал Шестикаев, моля Бога, чтобы тот избавил его от этого взгляда.

Сзади послышалась ругань, но она тотчас стихла, когда Князь отвернулся от Ваньки и внимательно посмотрел на его напарников — лица у них чуть побелели. Потом он опять взглянул на Шестикаева.

— Петьку-Кистеня я давно знаю. Сеньку-Туляка тоже. Им верю. А тебе не верю, голубчик. Так что начнем с тебя. Дылда!

Дылда, всегда стоявший за спиной того, с кем изволил беседовать Князь, схватил Ваньку за шиворот. Тот сообразил, что если бы Дылде понадобилось вынести его из подвала, тот выкинул бы его двумя пальцами, как дохлую крысу за хвост.

— В его вшивом исподнем колупаться не след, — сказал Князь. — Посмотри-ка сразу, не завалилось ли колечко ему в брюхо?

— Не надо смотреть, — торопливо сказал дрожащий Ванька. — В сапог оно упало.

Он торопливо присел, торопливо разулся, достал перстень, протянул Князю. Тот брезгливо отстранился. Петька, без слов поняв главаря, тщательно обтер колечко о рубашку. После чего Князь взял его двумя пальцами, минуту-другую рассматривал возле керосиновой лампы, надел на палец, но потом с грустным вздохом снял, давая понять, что не надеется сам носить такую драгоценность.

— А вот что с тобой делать, Ваня, голубчик? Меня обманул, товарищей хотел под монастырь подвести?

Если бы это могло принести хоть какую пользу, Ванька рухнул бы на пол и вылизал бы его языком, жадно глотая грязную плесень. Однако смысла в этом не было никакого. Поэтому он стоял перед Князем, уже не пытаясь унять дрожь.

— Накажите меня как-нибудь, но так, чтобы я мог и дальше на вас работать. Я готов ради вас за один хлеб воровать.

— Голубчик, — сказал Князь, — да разве я суд, чтобы наказывать? У меня и прав на это нет. Но воровать на меня ты уже не будешь. Веры нет в тебя, голубчик. Дылда, выкинь его за порог.