Михаил Логинов - Красный терминатор. Дорога как судьба

Киря встал, шагнул к двери и — «вот же сука подлая!» — был ухвачен за ногу ползающим по полу в луже крови Патроном.

— Киря, не могу!!! Подыхаю! Киря! — вырывались хриплые крики из перекошенного, пенного рта.

Патрона жаль, но он мешает, и Киря, размахнувшись, обрушил рукоять пистолета на голову кореша. Но то ли удар пришелся вскользь, то ли предсмертные муки Патрона сделали того невосприимчивым ко всему остальному, однако он удержался в сознании, а руки его продолжали цепляться за голенище сапога пахана.

Киря рассвирепел и, в тот миг люто ненавидя бывшего дружка, из-за которого недолго подохнуть и самому, всадил две пули в голову и спину Патрона…

Та самая проклятая бутылка водки, что стояла сейчас на замусоренном столике, в конце концов и решила все. Из-за нее поднялся хай, из-за нее он, Коготь, натянул нервы до состояния струны, готовой вот-вот лопнуть, из-за нее лишился уверенности и дал трусости растечься по телу. Конечно, только из-за нее. Иначе и не объяснить, почему он, Коготь, даже не попытался достать пистолет из кобуры, висевшей вместе с ремнем на крюке над его полкой. Вместо этого он, как парашная гнида, залез под стол и затихарился там, сотрясаемый позорной дрожью. И ничего не в силах был предпринять. Так и смотрел из-под стола, как пришили двух подельников. А потом появился и сам мокрушник. И пристрелил Студента. Тело Студента, задев в падении стол, упало и осталось на полке Шмыка. Убитого Шмыка. И лишь пистолет Студента провалился ниже, на пол.

Именно из-за этой треклятой бутылки он, Коготь, потерял и всякий здравый смысл. Нет чтобы поднять руки и завопить «сдаюсь!!!» или броситься целовать сапоги мокрушника — он уступил всплеску безумия в своей непутевой голове, поддался неожиданной вспышке отчаянной дерзости, потянувшись к соблазнительно близкому пистолету Студента. И когда он понял, какой же он идиот, было поздно. Пуля уже пробила ему череп…

А товарищ Назаров сразу же выстрелил еще дважды. Не поворачивая головы и туловища, в дверной проем. Только потому, что на миг потерял его из вида и, значит, имелась вероятность, что именно в этот миг кто-то мог возникнуть у него за спиной…

В третьем «заселенном» купе до поры до времени лежали колодами на полках двое уставших от карт уркаганов. До той поры, пока не прогромыхал первый выстрел. Когда раздался второй, оба спрыгнули с полок. Прогремел третий — уже напяливали сапоги. Грянул четвертый — достали оружие и посмотрели друг на друга вопрошающе, мол, что делать-то будем? Когда прогрохотал пятый выстрел — оба стояли у двери. После шестого и седьмого — выскочили в коридор, побежали к распахнутому купе…

Два человека с одинаковым выражением на лицах — изумлением — лежали на ковровой дорожке, покрывающей коридорный пол.

«Восемь», — констатировала та часть сознания товарища Назарова, что отвечала за количество побежденных и непобежденных уголовников и помнила, как выпрыгнувший из поезда почти добровольно бандит говорил — их, дескать, всего девять человек. Значит, оставался еще один…

Когда Киря пристрелил дружка своего Патрона, ему пришлось еще потрудиться, отрывая прямо-таки впившиеся в сапожную кожу пальцы. Только после этого он смог подойти к двери и открыть ее. Открывал он аккуратно, присев на корточки и толкая не за ручку, а за край. Все для того, чтобы не постигла участь бедного Патрона. Тем более разгорелась новая перестрелка, и кто и откуда палит, понять Киря не мог.

Дверь отъехала настолько, что в образовавшийся проем можно было проскочить и тем более выглянуть. Киря сперва выглянул. И увидел, как два его пацана оседают на пол с дырками в теле.

В Кириной голове завертелась какая-то карусель: «Неужто солдат один? Или нападающих много? Если их много, то где они все? А может, предложить солдату долю, если он один всех моих ребят замоченных стоит? Предложить, а потом убрать? Или не убирать? А если он не согласится? А может, попробовать замочить его? А как не выйдет?»

Пока Киря тратил время на размышления, Назаров подобрал пистолет подстреленного на верхней полке бандита. И заодно потушил керосиновую лампу, висевшую под потолком. Купе погрузилось в темноту. Лишь отсвет коридорной лампы немного рассеивал ее.

«Сука!»— чуть не вырвалось у Кири, когда он увидел, что сделал солдат. Теперь атаковать солдата в купе стало совсем сложно — пока выглядываешь его во тьме, схлопочешь пулю как нечего делать. И что? Ждать, когда подлюга легавая выйдет в коридор?