Михаил Логинов - Красный терминатор. Дорога как судьба

Еще одного человека, сидевшего в отдалении, едоком было нельзя назвать никоим образом. Это был худой мужчина лет пятидесяти, с тощей бороденкой. На его скуле была большая ссадина, а под глазом — синяк.

— Привет, товарищи, — обратился к вошедшим русский чекист, — щей хотите?

— Спасибо, сыт, — ответил Назаров. Выпитое в «Красном кабачке» время от времени давало о себе знать, и он скорее согласился бы выпить капустного рассола. А еще лучше — огуречного. Красноармеец, прибывший с ним, решил вести себя как Назаров и тоже отказался от угощения.

— Ну, не хотите — как хотите, тогда просто посидите, — быстро, как раешник на ярмарке, сказал собеседник.

— Что это за пойманный человек? — спросил Назаров.

— Церковная контра. Дьячок Варваринского храма. Целый вечер в колокол звонил, запрет губкома нарушал.

— Не я звонил, — сказал дьячок тихим, дребезжащим голоском — ни дать ни взять, надтреснутый колокол, — сынишка мой Костя с приятелями на колокольню забрался и…

— Заткнись, контра, это уже слышали, — бросил чекист, и дьячок замолк на полуслове, будто на него замахнулись. — Так вот и сидит у нас, голубчик, третьи сутки, а мы ждем, когда поумнеет и правду скажет: кто ему приказал подавать звуковой сигнал.

— А чего он у вас в караулке, а не в подвале? — спросил Назаров.

— Житья не давал. Стучал, орал, просил к семье отпустить. Мы его сюда и пригласили, поговорили немножко, объяснили кой-чего. Сейчас он потише стал. Мы его уже снова в подвал отправить хотели, а тут — вы пришли.

— Простите меня, товарищи, — прогнусавил дьячок, — дайте хлеба.

— Ужин для контры закончен, — чавкая, ответил чекист.

— Ну хоть крошечку…

— Крошечку — пожалуйста. — Чекист открошил от краюхи кусочек, уместившийся в щепоть и кинул дьячку. К удивлению Назарова, тот послюнявил палец, подобрал со стола, облизнул.

В это время один из чекистов-латышей уже выхлебал жижу и вгрызся зубами в кость. Она ему явно не понравилась, и чекист протянул ее пленнику:

— Ешь, поп.

Дьячок покачал головой:

— Извините товарищ, пост у меня.

Латыш удивленно взглянул на дьячка, потом посмотрел на русского товарища:

— Сергей, скажи, на каком посту стоит этот поп?

Русский не успел ответить — в разговор вступил другой латыш. Говорил он по-русски:

— Мартин, ты не понял. Они, как и католики, иногда не едят мяса.

— Надо опять дать ему по морде. И тогда, Валдис, у него сразу будет и Пасха, и Масленица, и Рождество. И он не будет обижать солдат революции. Ешь, поп!

Дьячок продолжал мотать головой:

— Извините, товарищи, мне так никак не можно. Мне по моему чину скоромиться нельзя.

— Вот что, товарищи дорогие, — сказал Назаров, — я в Красной армии служу недолго, но кажется мне, что в ваших действиях революционной законности не видно.

— А если недолго, то — молчок, зубы на крючок! — крикнул Назарову Сергей. — У себя в казарме решай, что такое революционная законность. Здесь — мы сами себе законность. Мы — Чека. — И уже обращаясь к дьячку: — А ты не упрямься, церковное отродье. А то товарищи латыши — ребята суровые. Ох, доиграешься, потом и сухие корки тебе жена жевать будет, да в рот пихать. Если, дурак, ее еще увидишь.

С этими словами Сергей схватил дьячка за затылок, тремя пальцами левой руки ударил в щеку, а Мартын сунул в рот арестованному кость, но тот ее сразу же выплюнул. Тогда Валдис встал, не торопясь подошел к дьячку (тот съежился) и, широко размахнувшись, ударил его в ухо. Зубы арестованного клацнули, и он клюкнул носом, чуть не упав со стула, но Сергей подхватил его и посадил на стул.

— Эй, ребята, давай я тоже поиграю. Я вам сейчас покажу, как надо контрреволюционную сволочь кормить, — сказал Назаров.

Солдат — его напарник — взглянул на Назарова с удивлением, дьячок — с ужасом, а все три чекиста — с интересом.

— Вот так и надо, солдатик, — рассмеялся Сергей. — Небось и тебе на эту церковную крысу смотреть стало противно?

Валдис промолчал, а Мартын процедил сквозь зубы фразу на латышском, в которой три раза упоминалось слово «свинья». Назаров перевел ее приблизительно так: «Сейчас свинья будет кормить свинью свининой».

Назаров неторопливо подошел к арестованному (дьячок, казалось, попытался слиться со спинкой стула), осмотрел лежащую на столе кость и переложил ее на тарелку. Потом он поднял посудину, взял за донышко и столь же спокойно, но сильно, приложил к лицу Валдиса. Брызги от оставшихся щей и осколки разлетелись во все стороны, Валдис, удивленный и оглушенный, сел на стул.