Андрей Круз - Ветер над островами

Снаружи донеслось рычание, причем не одной глотки, а вместе с ним — жалобный скулеж, перешедший в отчаянный визг и оборвавшийся. А затем разом, как взрыв бомбы, визг, лай, хрип, возня, хруст костей и треск раздираемой плоти. Прямо здесь, у прохода меж камней.

— Чуешь? — громким шепотом спросила девчонка. — Стая зажрала. Уйдут теперь, за мы ждать не будут.

— Хорошо бы, — кивнул я, втыкая патрон в окошко ресивера.

Впрочем, теперь, с винтовкой в руках и в укрытии, я чувствовал себя не в пример уверенней, чем на дороге — с пустыми руками да прямо перед стаей. Да еще среди кучи трупов. Трупов… девчонка-то откуда? Из колонны разбитой?

— На дороге… — сказал я, показав рукой в ту сторону и стараясь говорить медленно: —…Там ваши? Ты с ними была?

— С они, — вздохнула она. — Убили все, никто не остался.

— Кто убил?

Она пристально посмотрела на меня, как на слабоумного, затем сказала:

— Негры убили. Кто тут убить может? Засада была. Обоз с товар шел, негры ждали. У иных ружья были, остальные рубили.

— Тут что, Африка? — спросил я, услышав о неграх и вспомнив о гиенах.

— Что? — явно не поняла она меня. — За что ты?

— Ну где я сейчас? — растерянно огляделся я.

— Не ведаешь? — удивилась она. — А как ты здесь?

— Не помню, — соврал я, решив не блистать рассказами про «яркий свет в машине»: не прокатят они тут. — Издалека я, а как сюда попал — не помню.

— На голове ранен, — кивнула она уверенно. — Мозги помялись.

— Ну да, типа того, — обрадовался я, убедившись, что скользкую тему мы обошли.

А мозги у меня и вправду «помялись», даже погнулись. Здорово мне по голове приложило — болит, зараза.

— Бога веруешь? — вдруг строго спросила девчонка.

— Верую, — уверенно кивнул я, хоть сам в этом сомневался глубоко.

— И крест есть?

— Был, — опять очень уверенно ответил я, потому что крестильный мой, на шнурочке, дома лежал, в столе, в маленькой коробке. — Но не знаю, где теперь.

Тут тоже не вру. Мне бы знать, где я сам теперь, не то что крест.

— Потерял или краден, — все так же уверенно ответила девчонка, кивнув своей мысли, а затем добавила: — Одетый странно. Ботинки какие богатые, и шерсть хороша в свитере. Чудно, что не взяли.

— Чудно, — кивнул я. — Но мог и просто потерять — не помню я.

— Говоришь странно, — добавила девчонка.

— Себя бы послушала, — ответил я, а затем спросил: — А там, в пещере, накрытый кто?

Она как-то вздрогнула, словно вспомнив, затем лицо ее скривилось некрасиво, словно вот-вот заплачет. Но не заплакала — закусила губу, удержалась. Затем ответила:

— Отец там. Убили его.

Прозвучало глухо. Даже как-то равнодушно. Так бы и подумал, если бы ее лица не видел. Сильный ребенок, уважение вызывает.

— Его ружье? — спросил я, приподняв «винчестер».

— За его, — кивнула она. — Пусть тебе будет. За меня оно сильное и тяжелое, мне револьвер хватит.

Она показала мне свое оружие. Я присмотрелся, затем попросил в руки. Чиниться она не стала, протянула ствол мне. Покрутив его в руках, заключил, что даже гадать не надо, откуда ноги растут у конструкции: это классический британский «уэбли» с переломной рамой. Даже не «уэбли», а «энфилд». Тот же граненый ствол, выполненный с передней частью рамы заодно, только короткий — сантиметров восемь в длину.

Не спрашивая разрешения, открыл стопор, выкинул гильзы и патроны из барабана, присмотрелся. Калибр не меньше десяти миллиметров, это точно, но гильзы довольно короткие, под небольшую навеску пороха. Да это и по барабану видно: длинный патрон в него не влезет. С пробиваемостью слабо, а вот с останавливающими способностями все в порядке должно быть. Пуля-то вон какая, спереди с выемкой и тяжеленная.

Зато видно, что игрушка дорогая. Металл прекрасный, рукоятка, кстати, довольно современной формы, костью отделана, по металлу инкрустация. И надпись: «За Вера, моя дочь, на четырнадцать лет. Папа».

— Ты — Вера? — спросил я.

— Вера, — кивнула девчонка, протягивая руку за оружием. — А ты?

— Алексей, — ответил я, отдавая револьвер.

— За кого крещен? — уточнила она.

Ну ты скажи… Это здесь принципиально? А «здесь» — это где?

— Уже не помню, — отмазался я от неудобного вопроса и сам перехватил инициативу: — А где я все же?

— На Берег Змеи, его километров от Нова Фактория, — ответила она, уже не удивляясь и попутно ловко вставляя в барабан два патрона. — За товар с обоз ходили, а на обратен путь напали.

Черт, что за язык у нее странный такой? Никогда подобного не слышал. А по акценту — самая что ни на есть русская, те же болгары с сербами по-другому звучат. Да и внешне — курносая, голубоглазая, скуластая, белокожая, две русые косички из-под шляпы. А она меня не всегда понимает, это заметно. Кстати, а что это за Берег Змеи такой? Берег скелетов слышал, Берег Слоновой Кости — тоже слышал, даже Берег Берцовой Кости в каком-то анекдоте встречал, а вот Змеи — ни разу. Все же Африка, если негры?