Феликс Разумовский - Ошибка «2012». Игра нипочём

– А ты чё пришла? – повернулся в её сторону первый пункт нелюбви. – Тебе тут цирк, да? Живо села в свою помойку и порулила на хрен…

– Ладно, ладно, сейчас уеду, – пообещала Варенцова, с улыбкой сделала ещё шаг и… жахнула баллонником сутенёру между ног. Телескопическая рукоять, увенчанная массивной головкой, выхлестнула вперёд, делая аргумент воистину неотразимым. – Это тебе за помойку, – с хрустом добавила по колену, пнула мыском кроссовки в живот и довершила начатое задней подножкой – качественно, так чтобы затылком в асфальт.

«Сутик» сразу сделался вежливым, спокойным и тихим.

– Э, подруга, ты чего, – вышел наконец из ступора мент. – Да я тебя сейчас…

Впрочем, в его голосе сквозила некоторая неуверенность. Раз бьет, да ещё так, значит, имеет право…

– Я тебе, козёл, не подруга, – обернулась Оксана. Сунула руку в карман и показала красный прямоугольник. – …А подполковник ФСБ Варенцова. Так что ты мне?

– Э, ничего, – мигом, словно воздушный шарик, сдулся сержант. – Извините… Простите…

Метнулся в машину, судорожно взревел мотор, и «УАЗ» мигом исчез.

– Уроды… – Варенцова сплюнула, крутанула баллонник и перевела взгляд на тощенькую, державшуюся за бока. – Ну что, потерпевшая? Жива?

– А не пошла бы ты… – сипя и всхлипывая, выругалась та.

Оксана хмыкнула – другого ответа она, в общем-то, и не ждала… Молча вернулась в машину, погладила Тихона, запустила мотор… а проезжая мимо остановки, узрела христианское прощение, любовь и заботу. Тощенькая с коллегами хлопотали над «сутиком», приводили его в чувство, словно раненого бойца… Мир остался таким, каким был, ничего-то в нём не изменилось. Ну да, всё верно, плетью обуха не перешибёшь.

Ещё через полчаса Варенцова приехала – правда, не на среднем танке и не к офису «Вискаса», а на починенной «десятке» к ветлечебнице «Мухтар». Небольшой, без изысков, расположенной в полуподвале, но, слава Богу, действительно работающей. И даже очередь со времени телефонного обещания набежать ещё не успела…

Тихона взяли в оборот без промедления. Коротко стриженный молодой Айболит дал ему наркоз, прочистил канал, ввел шприцем полстакана физраствора под кожу… Когда всё отгремело, Оксана получила бесчувственного Тишку, полдюжины рецептов и подробнейшие ЦУ касательно анализов и процедур. Прогноз на лечение был в меру благоприятен. Тихон, вероятнее всего, должен был жить. Сейчас же он лежал бесчувственный и никакой, с высунутым языком, и на этот язык полагалось капать из пипетки воду, дабы не пересохла слизистая… Эх, жизнь.

– Ну что тут скажешь. – Краев не то чтобы прожевал, скорее растопил во рту нежнейшее мясо. – И на хрена Союз развалили?

Ему всегда нравилось мозаичное панно над эскалатором на станции «Владимирская». Вероятно, он был беспросветно наивен, но, глядя на плакатное соцреалистическое «Изобилие», неизменно задумывался: а почему бы в самом деле людям всех наций и вер не жить так, как там было изображено? Не тащить на себя лоскутное одеяло, а звать друг друга за накрытый стол, куда каждый выставит всё, чем богат? Северную рыбу и южные фрукты, русские пироги и кавказский шашлык… И еврей сыграет на скрипке, а цыгане споют…

Действительно, что тут скажешь – бастурма у Рубена получилась что надо. Даром что жарилась в старинной, оставшейся Краеву ещё от матери электрошашлычнице. Да, слов не было. Была гора шампуров с такой свининой, какую не на всяком рынке и купишь. Хозяин «Мерседеса», пригнанного в покраску, работал на мясокомбинате, и этим всё сказано.

А рядом с шампурами – молодая картошка, огурцы с помидорами, душистая зелень цельными веточками… Какие, к лешему, рестораны, где тебе за тыщу рублей на огромном блюде вынесут фигу, причём даже без масла?!

– Кушай, сирели, кушай, – угощал раскрасневшийся от удовольствия Рубен. – И никому не верь, что мясо вредно. Всё зависит от качества и настроения. С добрым сотрапезником никакой холестерин не страшен!

Вот это была правда святая. Краев взял ещё кусочек и в который раз подумал о том, как же ему нечеловечески повезло с соседями. И что бы он, спрашивается, делал сейчас в единоличной двухкомнатной – совершенно один?