Дмитрий Казаков - Сын зари

Попавшие на лицо капли дождя помогли Кириллу прийти в себя, и он подумал — сколько здесь людей? Десять тысяч, меньше? Неужели это все, кто проснулся в Советском районе почти двадцать дней назад?

Хотя многие наверняка погибли уже после пробуждения, другие ушли из города.

— Ну ты и болтун, приятель, — сказал Равиль, когда шум и свет остались позади. — Странно, что тебя не приказали шлепнуть на месте. Да, и что ты там предсказывал майору и попу тому?

— Нечего эту ерунду повторять, — буркнул его широкоплечий напарник. — Тихо!

— Но Вань…

— Заткнись, я сказал!

До здания универсама дошли в молчании, а у двери самопальной темницы их встретил новый тюремщик — лопоухий, лысоватый мужик лет сорока, улыбавшийся хитро и заискивающе.

— А, привели, голуби? — забормотал он, бренча ключами. — Давай его сюда, давай…

Тут у Кирилла вновь наступил провал, и он очнулся только в «камере». Обнаружил, что остался один, зверски болит голова, а во рту пересохло так, что язык напоминает кусок пемзы.

То, что наступило потом, можно было назвать сном.

Пробуждение оказалось намного лучше предыдущего. Кирилл очнулся сам, безо всяких ударов по щекам, и в первый момент ему показалось, что весь вчерашний день, начавшийся с ночного нападения — просто сон, что сейчас он поднимет веки, и увидит свою комнату.

Но открыв глаза, он обнаружил «камеру», решетку и железное ведро в углу.

— Владимирский централ, ветер северный, этапом из Твери зла немеряно… — гнусавил кто-то неподалеку.

Похоже, бородатый сосед с кубиком Рубика продолжал развлекать себя сам.

Раздались шаркающие шаги, и у решетки объявился лопоухий тюремщик с пластиковым стаканом.

— Здорово, сиделец, — весело сказал он. — Получи свои двести граммов.

— А… поесть? — спросил Кирилл, вспоминая, в каком из видений ему встречался этот тип.

— Не велят, голубь ты мой. — Лопоухий отпер «камеру», поставил стакан на пол. — Хорош орать, дурилка!

— Это я пою, — гнусаво сообщили из-за угла.

— Ты не Басков, чтобы петь, так что заткнись. — Тюремщик захихикал, довольный собственной шуткой, и аккуратно, даже ласково погладил себя по лысине. — Этот, ну тот, что твой сосед, он человека убил, так что его скоро пришьют, на столбе повесят, чтобы болтался остальным в назидание.

— А-а. — Кирилл подполз к стакану, и принялся жадно пить.

Вода закончилась слишком быстро.

— В обед еще принесу, — сказал лопоухий. — Ты, бормотальщик, слышал хоть, чего в мире творится?

И он, не дожидаясь ответа, принялся рассказывать — о том, что в районе площади Свободы ночью опять стреляли, что на завтра назначена «перепись», то есть все бригадиры и начальники коммуны должны предоставить полные списки людей, находящихся у них в подчинении.

— И возраст надо указать, образование, профессии и языки, какими владеешь, и прикинь — национальность! — болтал тюремщик, скаля редкие, желтые то ли от природы, то ли от никотина зубы. — Вот бредятина!

Кириллу все это было не особенно интересно, но он поневоле слушал, понемногу уплывая в дрему.

— Сосчитать нас майор хочет, ха… Вот у нас бригада маленькая, и Василич всех знает, и все его знают, и каждый другого не подведет, — продолжал распинаться лопоухий. — А в больших что?

Дальше пошли новости поинтереснее. У Дворца Спорта началось что-то вроде меновой торговли, выловленную в Оке рыбу приходящие от реки люди отдают за патроны, о том, что из отправленных в зону желтого свечения у Дубенок разведчиков вернулся только один, да и тот не в своем уме, плетет что-то о членистых инопланетянах и сисястых инопланетянках.

— А нижняя-то часть, говорят, затоплена, — сообщил тюремщик, и Кирилл вздрогнул, выходя из оцепенения.

Как же так, там же Машенька?

— Точно? — спросил он.

— Э, голубь ты мой, что в наше время точно? — Лопоухий покровительственно глянул на него. — Разве только то, что майор наш рано или поздно всем городом командовать будет. Вот увидишь.

«Это всего лишь слух, глупая сплетня», — подумал Кирилл, но сердце билось тревожно и глухо. Он сидит здесь, а дочь где-то там, наверняка ждет отца, а он никак не может к ней прийти!

От отчаяния Кирилл чуть не застонал.

А тюремщик уже рассказывал, какое строительство затеял Дериев на улицах Васюнина и Корнилова.

— Эти дома-то старые, их ведь не протопить, если дровами, — вещал он, — поэтому из кирпичей бараки с печами возводят, ну такие, чтобы в них обороняться можно было, а то мало ли что. Ведь кто-то же стреляет на Свободе, и на Сенной, говорят, неспокойно, и в Печерах кто-то засел…