Сурен Цормудян - Волчья стая

— Н-да, дела. А сами целые?

— Да, только немного фоним. Особенно я.

— Нам надо сблочивать отсюда, и чем скорее, тем лучше. Потрепанные ведь, да еще нуклидов цепанули. Похоже, что кроме нас тут имеет интерес еще кто-то — не могли же наши холодные ваших положить. Подозреваю, что одна компания, если ваши экипированы как спецы Оазиса.

— Согласен.

— А вести от главного есть?

— Не могу с ним связаться. Да из Чертогов это и почти нереально в грозу.

В голосе Ивана вдруг обозначилась тревога:

— Арти, погоди.

Артем в напряжении замер. Ожидание длилось недолго, но воображение растягивало секунды.

— Арти, как слышно, брат? — Не прошло и минуты, как Иван снова вышел на связь.

— Хорошо слышу, что там?

— Мы в гнезде стрелка, которого охладили. Северо-восток. Группа. Шесть голов. Экипированы, как наши холодные. Довольно быстро передвигаются. В нашу сторону. Стоп. С ними еще один и одет иначе. Черт, похож на рыскуна. Не исключено, что проводник. Все вооружены.

— Твою мать, — выдохнул Артем. — Видишь южнее пустырь, который прикрыт стеной? Возле него свежая воронка и щепок полно вокруг.

— Сейчас. Да, вижу. И трупы там лежат. Три.

— Молодцом. Дальше — два железных гаража в траве. Севернее.

— Вижу.

— За ними большое дерево и одноэтажный деревянный дом.

— Вижу.

— Относительно этого дома — где группа?

— Справа стоит длинное двухэтажное здание серое.

— Да, да, — торопливо закивал Полукров, осторожно выглядывая в окно и смотря на здание метрах в пятидесяти перед ними.

— За ним и есть, и скоро выйдут.

— Ясно. Подсобите со своей точки, если что.

— Понял. Черт!

— Что? Что, Бул?!

— Они резко остановились и попрятались по кустам! Они слышат нас!

— Вырубайся! К работе!

— Понял!

Полукров отключил рацию и убрал ее.

— «Стая», все слышали?

— Да. — Мустафа кивнул, отвалился от окна и вскинул свой «абакан», еще ни разу не использованный по назначению.

— Ну, наконец-то поработаем, — ухмыльнулся Ходокири. — А то прямо обидно. Булава с этим салажонком Крыловым уже четверых положили, а мы барахтаемся в лужах, как свиньи.

— Эй, — недовольно осадил его Засоль.

— Без обид, брат. Не вхолостую же нам на дело идти? Кровинушку сейчас попускаем супостатам.

— Обязательно, — кивнул Полукров. — Только из этой хижины придется сваливать.

— Опять под дождь? — Мустафа приуныл. — А может, отсюда бой дадим?

— Ты слышал Ваньку? Они прослушивали наши переговоры. Значит, догадываются, что мы здесь, или знают наверняка.

— А если совпадение? Ну, то, что они попрятались, когда Вано про них заговорил. Может, они ничего и не слышали. — Засоль решительно не хотел мокнуть под ливнем.

— Брат, ты как маленький, — нахмурился Артем. — Конечно, возможно всякое, но ты сам знаешь правила. Они писаны кровью: всегда исходи из худшего варианта.

— Ай, да я их все манал, — сокрушенно отозвался Засоль. — А ведь не факт, что нам будет с кого получить наше золото.

— Значит, возьмем трофеями, — сказал Ходокири, приводивший себя в порядок.

— Это же сколько нам носиться, чтобы набрать купны [8] Купна (рейтарский жаргон, а также жаргон рыскунов) — набранный в рейдах товар для продажи купцам-перекупщикам и коробейщикам. (Прим. авт.). на сорок золотых каждому?

— Довольно, пошли уже, — проворчал Артем.

Соловей знал, что это за машина. Помнил с детства. И отец многое рассказывал, и в действии довелось ее увидеть еще совсем зеленым пацаном. Самолет был высоко; иногда в облаках проступал черный зловещий силуэт, который медленно бороздил небо. И по разбитой, ухабистой дороге тянулся длинный караван беженцев. В те времена еще кто-то воевал, кто-то сопротивлялся, кто-то на что-то надеялся; иные даже упоминали государства, столицы которых были погружены в термоядерный смрад, а границы — сметены всесокрушающими ударными волнами. Новая эра никак не хотела мириться с упоминаниями об эпохе, легкомысленно воплотившей в жизнь апокалипсические кошмары. Соловей Юрьевич Черный относился к числу людей, чей возраст позволял помнить те времена. И он помнил. Одним из ярких воспоминаний выпавшего на его долю детства стал большой и медлительный четырехвинтовой самолет, истреблявший колонну уставших и отчаявшихся беженцев.

Лучше всего юному Черному запомнились не разорванные в клочья и обгоревшие тела женщин, стариков и детей. Не крохотная ручонка, без туловища, сжимавшая куклу и валявшаяся на обочине затянутой гарью дороги. Не стоны и крики выживших в этом кошмаре. Нет. Похожего он навидался и после. Ярче запомнилась отчаянная, абсолютно бессильная злоба, сводящая с ума тем фактом, что проклятый самолет, сделав свое дело, легко и просто улетел. Медленно. Гудя моторами. Они с отцом смотрели ему вслед и ненавидели не столько самолет, сколько причины и следствия, из-за которых невозможно было защитить людей от налета или хотя бы наказать летающего убийцу.