Юрий Бурносов - Новая Сибирь

Они тронулись в путь. В темноте было идти трудно, к тому же земля очень скользила под ногами. Однако Кузя вел уверенно, видимо, хорошо зная местность. Давно, что ли, готовились? Скорее всего. Ну не могли такие люди, имея рядом вполне благоденствующий по нынешним меркам объект, ограничиться сбором с него дани и не разработать план захвата… Так что Антон правильно выбрал сторону, чего уж там Матросу было устраивать проверки. Дураку понятно, что форт не выдержит, хоть там и народу больше. Народ народом, но одно дело — поросенка приручать или зерно сеять, и совсем другое — воевать и командовать. А ведь Ирина Ивановна при желании могла бы с Матросом сговориться, наверное. Баба-то она непростая, даром что обычный фельдшер. Есть у нее командирская струнка, вдвоем бы с Матросом они всех бы в кулаке держали. К тому же это мужики на пару править не умеют, а мужик с бабой — ого-го!

Блесна поскользнулся, ухватился за сухое деревце, с треском сломал. Кузя вполголоса выматерился и добавил:

— Кто еще чем-нибудь треснет, того я сам так тресну, что зубы за километр улетят!

К забору они подобрались именно там, где и рекомендовал Антон. Дело оставалось за малым — перебраться, открыть ворота, тихонько снять часового, если таковой имеется. У Блесны с собой был специальный штурмовой крюк со ступенькой, сделанный из согнутого должным образом арматурного прута. В самом деле, заранее готовились, причем весьма обстоятельно.

Блесна уже хотел воспользоваться своим осадным инструментом, но Кузя остановил.

— Дернем для успеха, — шепотом сказал он и вынул из кармана стеклянную бутылку-четверочку с завинчивающейся пробкой. — Спиртяжка!

Именно эта четверочка и натолкнула Антона на мысль. Точнее, на воспоминание о прочитанной бог весть когда книге Юрия Германа про милиционера Ивана Лапшина. К тому же первому Кузя протянул бутылку Блесне, и тот, держа в руке арматурину, хотел уже прислонить ее к забору, чтобы отвинтить крышечку, но Антон протянул руку:

— Давай.

Блесна отдал ему железяку, открыл бутылку и сделал глоток. Удовлетворенно кивнул, протянул было спирт Кузе, но Антон перехватил, сказав:

— Я чуток хлебну, а остальное командиру.

— Сечешь, — расплылся в улыбке Кузя.

Антон отпил немного вонючего спирта, с трудом проглотил, потряс головой. Мерзость…

— Эх, студент… Кловун… — по-отечески оценил его неопытность Кузя, раскрутил бутылку винтом и присосался к ней, запрокинув голову.

Именно этого и ждал Антон. Он с силой ударил кулаком, с размаху, сверху по донышку бутылки, как если бы забивал молотком гвоздь. Кузя коротко вякнул, давясь зубным крошевом и кровью, отшатнулся и врезался спиной в забор. [3] Герою в самом деле припомнился отрывок из любимого автором романа Юрия Германа «Один год», который, с разрешения читателя, я приведу: «Водка была непривычно крепкая, даже перешибла дыхание. Но он быстро закусил калачом, зашел немного сзади за Корнюху, и, когда тот запрокинул голову, и послышалось медленное бульканье, Жмакин ударил раскрытой ладонью, как бы выбивая пробку, по донышку бутылки. Корнюха издал короткий, хрюкающий звук и, заливаясь кровью, повалился навзничь» (Прим. автора).

Арматурина по прежнему была в руках у Антона, и он с размаху ударил ей в живот Блесну, не успевшего среагировать не происходящее. Блесна согнулся, Антон врезал ему по голове, потом — еще раз. Уголовник мягко плюхнулся в грязь.

Дергающегося и хрипящего — видимо, спирт попал в дыхалку — Кузю Антон с отвратительным хрустом огрел прутом поперек лба. Кузя еще сильнее задергался и неожиданно расслабился, сильно запахло дерьмом.

— Сволочь… — тихо сказал Антон и подобрал упавшее рядом с телом ружье. Кажется, с ним было все в порядке.

Блесна лежал без движения, то ли мертвый, то ли оглушенный.

«Хватит, наигрались», — подумал Антон и разрядил ему в лицо ствол, тот, что с нормальным курком.

Грохнувший выстрел стал своего рода сигналом, за стенами тут же вспыхнули факелы. Антон, закинув ружье за плечи, прицепил к забору так пригодившийся прут и, сунув ногу в петлю, вскарабкался наверх. Спрыгнул на другую сторону и тут же получил чувствительный удар под дых. Хотел было крикнуть, мол, не бейте, мужики, но не сумел и не успел — прислали еще раз, в челюсть. Грохнувшись на какие-то деревяшки, Антон, откатился в сторону, потеряв притом ИЖ, и, задыхаясь, проскрипел:

— Это я, городской… Не бейте…

Его рывком подняли, осветили.