Александр Золотько - 1942 - Реквием по заградотряду

Дуглас почему-то засмеялся, словно шутку какую услышал. И Ленька тоже хихикнул.

– Тут грязи нет, понимаете? – отсмеявшись, сказал Дуглас. – Везде и всегда есть, а тут – нет. Ни малейшей. А так в цивилизованном обществе не бывает. Так что – в прошлом мы. Не только в моем, но и в вашем. И еще глубже.

Малышев не спорил. Глубже так глубже, чего там? Задача все равно не поставлена. И не с тремя «ППШ» при шести запасных дисках на серьезную операцию идти. Еще у них с собой есть двустволка, но это не для боя, а для охоты, провизию добывать. Потому что из еды с собой взять удалось несколько буханок хлеба да пару фляг с водкой. Ну, и там, аптечку, котел, ложки-миски и рыболовные снасти.

Воронка была не особо крупная, ограничение по весу, мать его так…

Никита встал, потянулся, забросил на спину автомат и медленно пошел в глубь острова.

Странный парень.

Малышев с ним познакомился возле моста, когда диверсантов убивали. Тогда он был серьезным, но каким-то светлым, что ли… А сейчас – смурной, неразговорчивый. Да – да, нет – нет. И все.

На операции ходит вместе со всеми, а иногда и в одиночку, всегда поможет, не посмотрит, что командир. Вон, вместе с Малышевым дрова на костер собирал, рыбу чистил. Он всегда необщительный, а тут, на острове, так и вообще… Будто увидел здесь что-то.

Малышев встал с песка, натянул сапоги на босые ноги прямо поверх кальсон. Может, Дуглас и прав насчет Карибского моря, только всех Орлов одел в красноармейское, и не в то, про которое говорили Ставров и Таубе, с погонами, что введут в сорок третьем, а в самое обычное, с петлицами.

А к жаре гимнастерка и шаровары приспособлены не слишком, потому и ходят парни полуголыми.

– Слышь, Никита, – позвал Малышев, догоняя лейтенанта.

– Что? – не останавливаясь и не оборачиваясь, спросил Никита.

– Ты чего такой?

– Какой?

– Ну… – Малышев замялся. – Невеселый.

– Засмеяться? – с готовностью предложил Никита.

– Да ну тебя… При чем здесь засмеяться? Ты со вчерашнего дня темный весь. Я думал, утром повеселеешь, а ты…

– А ты вон красный, как вареный рак. И с утра не побелел. И что?

– Так то я по дурости обгорел, а ты…

– А если я тоже дурость сделал? – Никита остановился и серьезно посмотрел в глаза младшему сержанту. – Тогда что?

– Какую дурость? – опешил Малышев.

Никита оглянулся на парней, орущих что-то от избытка чувств на пляже. Конвей выбрался из воды, выволок за собой Рахимова, и теперь все вместе стали учить узбека играть в футбол.

– Ладно, – сказал Никита. – Все равно хотел с кем-то посоветоваться. Пошли.

Они прошли через поляну с шалашами, поднялись на гору, потом спустились по поросшему колючим кустарником склону к противоположному краю острова.

Никита шел быстро, Малышев даже запыхался, поспевая за ним.

– Тут придется пригнуться, – предупредил лейтенант. – Вот сюда, в пещерку.

– И как ты ее вообще усмотрел, – пробормотал Малышев, наклоняясь. – Дыра и дыра…

За недлинным проходом была пещера. Шагов десять на десять. И потолок высокий, руку можно поднять. В самом верху – пролом, будто окно. Сквозь него в пещеру падал столб света. Пылинки плясали внутри столба.

– И что? – чуть задыхаясь, спросил Малышев.

Никита не ответил. А через минуту Малышев понял, что вопрос задал неуместный. Это он не сразу различил за световым столбом яму. Не глубокую и не слишком широкую. Круглую, метра два в диаметре.

Недавно вырытая в песке, как бы не вчера.

А в яме – несколько трупов.

Ну как, несколько…

Их видно не было, видны были головы, штук пять. И плечи. И рука выглядывала из песка возле стены, небрежно трупы засыпали.

– Что скажешь? – глухо спросил Никита. – Давние покойники?

– Хорошо выглядишь, – сказал Корелин, держа руки за спиной.

Орлов постоял мгновение с протянутой рукой, кивнул и сел на стул, на тот самый гостевой стул, на котором несколько минут назад сидел Домов.

Корелин сел в свое кресло, скрестил руки на груди.

– Закрытая поза, – улыбнулся Орлов. – Это ты мне демонстрируешь свое настроение или настолько расслабился, что не пытаешься скрыть свои эмоции?

– Ты хорошо выглядишь, – повторил Корелин. – И уже подполковник. Молодец, зря времени не теряешь. А что ж с орденами? Не нашел?

– Не счел нужным цеплять на себя незаслуженные железки, – ответил спокойно Орлов. – Петлицы… Петлицы – да, повесил. Так без этого – никак. И время сейчас какое? Правильно, время – молодых. Полковник – в тридцать. Генерал в сорок пять – уже старик. Появись я с тремя кубарями, люди бы удивились. И если бы люди, а то – патрули. А с ними, знаешь, шутки хреновые. Они прицепятся, а мне придется их убивать? Благодарю покорно. Мне и так по ночам всякая дрянь снится… – Орлов посмотрел на свои руки. – Будто они у меня по локоть в крови. В темной такой, вязкой. Кровь капает между пальцами, а я все не могу придумать, чем вытереть… И знаешь, что самое неприятное в этих снах?