Сергей Демьянов - Некромант. Такая работа

— Быстро приехал, — одобрительно заметил Олег.

— Вообще-то я еще рассчитываю сегодня вернуться домой и доспать, — отозвался я. — За последние двое суток я спал часа три, не больше. Поэтому опасен для бодрствующего человечества.

— Кофе хочешь? — спросил Селиверстов.

— А коньяк есть? — уточнил я.

— Сейчас будет, — заверил он, тут же вызвал дежурного и отправил его в ближайший круглосуточный магазин. Можно подумать, что парень в милицию именно за этим пришел — приглашенным специалистам за выпивкой бегать.

— Что, все настолько плохо? — спросил я, оценив меру селиверстовского великодушия.

— Я не дергал бы тебя, если бы без твоей помощи можно было обойтись. — Олег выдвинул ящик стола и вынул оттуда тонкую картонную папку. — Здесь у меня материалы по делу, которое не просто плохо пахнет. Оно воняет, Кир. И воняет оно висяком. Пять или шесть жертв в центре города, в элитном доме — и никто ничего не видел и не слышал. Ни одной зацепки, личности погибших до сих пор не установлены, подозреваемых нет.

— Ладно, — сказал я. — И что ты хочешь от меня?

— Я хочу, чтобы ты посмотрел съемку и сказал мне, что здесь произошло, — ответил Олег. — Потому что я не понимаю, кто и как мог сделать такое с пятью взрослыми людьми и уйти незамеченным. И до утра мне нужна хотя бы одна версия.

Фотографии он положил на стол, чтобы мне удобнее было смотреть. Но мне все равно не было удобнее. Это никогда не бывает удобно.

Сначала я даже не понял, что изображено на фотографиях: темная, захламленная комната, повсюду валяются какие-то тряпки, обломки мебели, стены и пол заляпаны чем-то темным… Клочки меха. Ременная пряжка с изображением орла, раскрывшего крылья. Потеки и брызги на двери, покрытой белой эмалью.

И пирсинг. Фотограф специально сделал ее крупным планом — оторванную нижнюю челюсть с сережкой-гвоздиком из какого-то светлого металла в губе.

Выключатель в моей голове перещелкнулся в другое положение, и я наконец осознал, что именно я вижу. Кровь. Куски тел. Обрывки одежды. Комната на фотографии выглядела так, точно кто-то включил внутри нее гигантскую мясорубку.

Вот теперь меня точно вырвало бы, если бы было чем.

Селиверстов поглядел на меня, отобрал у вернувшегося дежурного бутылку, выплеснул в мусорку чай из собственной кружки, наполнил ее коньяком и сунул мне под нос. Я выхлебал коньяк в два глотка — так, словно в кружке все еще был чай.

Олег хмыкнул, но ничего не сказал.

Все хорошие медиумы, которых я знаю, — истерики и алкоголики. Несложно понять почему. Слава богу, из меня медиум довольно паршивый: там, где другому хватило бы фотографии с места преступления, чтобы оказаться внутри произошедшего события, мне требуется нечто большее. Но сегодня предельно обостренная после укуса чувствительность сыграла со мной дурную шутку. Я ощущал тьму, просачивающуюся сквозь глянцевую поверхность фотографий. И она ничем не походила на спокойную, ласковую, всепрощающую темноту смерти. В ней были зло, и страх, и жадность. Она давила на меня, как давит на дно океана многокилометровая толща воды. Только вот я не был дном океана. Виски у меня заломило и стало трудно дышать. Я уселся в кресло Олега и закрыл глаза.

— Дом — в пяти минутах езды от нас, там пока дежурит группа, — сообщил Селиверстов. — Если надо, можем подъехать.

По-хорошему я должен был соврать ему. Я вполне мог сказать, что необходимости в этом нет. Не было никакой гарантии, что на месте мне удастся выловить какую-нибудь конкретику. Разбирать отдельные слова довольно трудно не только тогда, когда их едва слышно, но и тогда, когда тебе их очень громко орут в самое ухо. А вокруг оркестр Минобороны вовсю наяривает «Прощание славянки».

К тому же я не выспался. Я неадекватно реагировал на запахи. Уровень восприимчивости к чужим эмоциональным отпечаткам, всегда остающимся на месте трагедии, сейчас у меня был феноменальный — куда там даже Рашиду, лучшему медиуму нашей группы. Проблема в том, что некоторые вещи не могут ждать две недели, пока я приду в себя. Та тварь, которая устроила бойню в центре города и ушла безнаказанной, непременно захочет большего.

Так всегда бывает.

Преступление должно укомплектовываться наказанием в обязательном порядке, иначе оно перестает быть преступлением и становится частью обыденности.

Я молча протянул Олегу кружку и, нашарив в кармане упаковку цитрамона, запил две таблетки коньяком.

— Поехали, — сказал я. — Поглядим, кто там наследил.