Андрей Круз - Рейтар

Одним валашским посольством дело не ограничилось. По мере того как мы приближались к Храмовой площади, бывшей центром Ирбе, приближался и шум. Грохот, крик, свистки, пару раз хлопнули револьверные выстрелы. Пронеслась пароконная коляска с перепуганными дамами, которой правил не менее испуганный кучер, нахлестывающий лошадей. Метались люди, затем навстречу нам пробежал какой-то оборванец, зажимающий руками голову, с которой чуть не ручьем лила кровь, оставляющая следы на пыли. По поперечной улице проскакал разъезд из «Волчьей Головы», лица рейтаров были злы.

Храмовая площадь широка, просторна, грязна и запружена мечущимися по ней людьми. Чиновники городской стражи, размахивая дубинками, силились разогнать толпу, выносившую из храма утварь и растаскивающую во все стороны. Мародеры были обоих полов: и мужчины, и женщины, хватало даже детей. Все орали, свистели, какой-то полицейский чин, забравшись на подножие массивной храмовой колонны, что-то кричал, но голос его совершенно терялся за шумом. Тогда он дважды выстрелил в воздух из револьвера, что держал в руке, но на выстрелы никто не обратил внимания, разве что самые ближние к нему люди испуганно шарахнулись в стороны.

– Храмом монофизитствующий правит, высокосвященный Ларде, – усмехнувшись, пояснил Круглый Арио. – Сам из графства Свирре, но в Ирбе за полномочного посланника валашского клира. Сам не пойму, как люди додумались и храм громить, не иначе подсказал кто. Почему охрана посланника на убийство пошла – понятно, покойный Ролт посланника Арнеля недавно публично оскорбил, а вот с высокосвященным неожиданно вышло.

При этих словах Арио осклабился, довольно-таки злорадно. Я даже догадался, кто мог мародерам подсказать.

Между тем крики с противоположной стороны площади усилились, превратившись из торжествующих в панические. На площадь с двух сторон ворвались конные рейтары, размахивая плетьми. Серебряные волчьи головы на их шлемах сверкали под солнцем как ртуть, ухоженные кони лоснились, плети мелькали как молнии. Толпа шарахнулась сначала в одну сторону, затем в другую, за навесами маленького рынка, что был в середине площади, началась давка, кто-то истошно, на одной ноте, кричал.

– Что дальше будет? – спросил я.

– Кто знает, кто знает, – ответил Арио не очень искренне. – Борхе Дурной теперь сможет претендовать на медный рудник как раз на границе Свирре, раньше его племянник наследовал место.

– Мальчишка же выжил?

– Выжил, верно, – кивнул Круглый. – Его их владетельное сиятельство Борхе взял уже под свою опеку. Вместе с имуществом, разумеется. Но я уверен, что радость от обладания этим имуществом не сможет заглушить скорби от утери родственника, пусть и не слишком любимого.

Говорил об этом Арио с каким-то даже благочестивым выражением лица, больше всего напоминая хорошо отобедавшего монаха из монастыря с не слишком крепким уставом.

– А рудники где? – спросил я.

– В том и трудность, что рудники в Свирре. Но у самой границы. Раньше с двух сторон были, но отсюда медь выбрали всю, а главные жилы идут дальше, в графство.

– Это откуда высокосвященный?

– Верно. А кому Свирре подати платит, говорить надо?

– Орбелю?

– Верно, – кивнул Арио. – С тех пор как граф Палло умер, а наследник женился на валашской княжне, да тоже как-то вдруг умер, там наместник валашский правит всем, Бегоц. Но такому счастью не все рады. Верхушка, к которой и высокосвященный принадлежит, за доходы свои боится, поэтому все терпит, а владетели поменьше, особенно те, кто к крови Палло относятся и кого Бегоц насухо выжимает, готовы на что угодно, чтобы из-под валашской руки выскользнуть.

– Но все же мы пока больше о Борхе Дурном и Вергене Диком заботимся, а не о княжестве Рисс? – уточнил я.

– Княжеству нужны союзники. А князю – помощники.

На этом он замолчал, а я дальше не спрашивал. Он сказал достаточно, а я достаточно понял.

Рейтары теснили толпу с площади, какой-то священник с разбитым лицом и кровью, пропитавшей всю бороду, стоял на храмовом крыльце, покачиваясь, а его с двух сторон поддерживали под руки городские стражники. Беспорядки закончились быстро, едва начавшись, но подумалось мне, что мы ночью стронули такой камешек, который увлечет за собой целую лавину.

Хорг Сухорукий был невысоким худощавым человеком, одетым скромно и добротно. Дорогим было лишь оружие на нем – длинный рейтарский револьвер, короткий револьвер и узкий кинжал в отделанных золотом ножнах. Внешности известный сотник был тоже неприметной – лысоватый, узколицый, с небольшими светлыми усами. Искалеченную свою руку он постоянно держал полусогнутой. Ладонь была затянута в черную кожаную перчатку, что делало ее больше похожей на протез. Ходил он быстро, движения были скупыми и точными, и вглядывался сотник в людей цепко, словно сразу до самой сущности через оболочку добраться желая.