Игорь Вардунас - S.W.A.L.K.E.R. Байки из бункера (сборник)

Осторожные руки прибоя тронули бутылку, перевернули и понесли в море – прочь, все дальше от молчащего берега. Не оборачиваясь, ворона глухо каркнула, и в скрежете ее горла на миг проступило забытое слово навек ушедшей расы.

Никогда.

Никогда больше.

NEVERMORE.

КОНЕЦ

Ни в одно из окошек в караулке и голова бы не пролезла. Ленивец уже сколько раз объяснял Куцему, что это бойницы, но тот все не соглашался; какие же бойницы, если через них обзора нет? Разве это обзор – четвертушка от четвертушки? Ладно бы еще на север или на восток – минные поля, чего на них смотреть? – а запад? Там же пуща! И пусть до нее полчаса пешни по плеши, а потом еще час пешни по сухостою горелому, но дальше-то она самая, чаща непролазная! Понятно, что своими глазами не видел, так Панкрат сказывал.

– Эти бойницы на всякий случай, – в который раз начинал бормотать Ленивец. – Вот раньше, – он бил ногой по стальной станине, свисающей с потолка, – на крыше пулемет стоял. Вот у него был обзор.

– А сейчас? – размахивал руками Куцый. – Что ты мне про раньше?

– Зачем тебе обзор? – недоумевал Ленивец. – У тебя два патрона в ружье. Только чтобы застрелиться с запасом на один промах.

– Застрелишься тут, как же, – продолжал нудеть Куцый. – В нем четыре локтя. В глаз себе ствол вставишь, так до запала не дотянешься. Если только ногой, но разве моим башмаком крючок стронешь?

– А ты разуйся, чего тебе башмак портить? – хмурился Ленивец. – Пальцем запал легко стронешь. У тебя ж пальцы, а не копыта?

Конечно, пальцы. Носил бы он тогда башмаки, если бы копыта были! Вот, у Мякиша – копыта, так сплошная экономия: и зимой, и летом босым ходит. Зимой, правда, падает часто, потому как скользит. Панкрат подковать его предлагал, а Мякиш не хочет. Боится. А Куцый Ленивца боится. Разуется, Ленивец сразу башмаки упрет. У самого-то совсем износились, аж проволокой подошву примотал, а новые взять негде.

– И чего тебе стреляться? – не мог понять Ленивец. – Вода из крана каплет, консервы подносят, сухари сухие. Как небо посветлеет, смена должна прийти.

– Придет она, как же, – мрачно гудел Куцый, приникая глазом к южной бойнице. Что он мог увидеть в той стороне, которую Панкрат называл тылом? Дорогу, по которой посыльный раз в день волочет сетку с консервами? Дорогу, стерню коричневую по краям и куполок сторожки вдали, где и горячий борщ, и белило к борщу, и Станина в облепившем могучую грудь платье, и запах пота не кислый, а сладкий? Эх, Панкрат, где она, твоя смена? А не врал ли ты, что по пуще разгуливал? И когда это небо посветлеет? Тучи так и прут с запада, у плеши напротив железных грибов тормозятся и льют, льют тягучее варево на выжженную землю…

– Слышь, Ленивец? А чего тучи дальше не идут? Словно в границу упираются и плещут на плешь.

– А ты меня не спрашивай, – раздраженно ответил тот, пытаясь дотянуться языком до дна банки, вроде бы поблескивающего жиром. – Ты Кудра спроси. Чего это он у сторожки костры раскладывает да в бубны бьет? Спроси, спроси. Он тебе объяснит – тоже до ветру не на яму, а на плешь ходить будешь, как Панкрат.

«У Кудра спроси». Сам и спроси, если шкура не дорога. Не нравился Куцему Кудр. Глаз у него желтый, зубы белые. За плечо крепкими пальцами схватывал, встряхивал, все нутро глазом выворачивал и довольно замечал – и этот поганец туп как валун. Конечно, туп. Был бы умен, не торчал бы в караулке, а в деревянный потолок плевал. И не в сторожке, что все одно – коробок посредине дерьма, а еще дальше на юг, в поселке; где и трава, и солнце, и домики беленые, и молоко в горшке на окне теплое, с пенкой.

– А чего Панкрата в пущу потянуло? – спросил Куцый.

– А кто его знает? – Ленивец отбросил в сторону банку, сморщил толстое лицо и сам себе залепил оплеуху. – Комары налетели. Не иначе где-то рядом комариная шутиха повисла. Ты бы нашел, Куцый, да камнями ее забросал. Три камня – и нет шутихи, а то ведь пожрут они нас, заживо пожрут.

«Пожрут тебя, как же, – думал Куцый, глядя на Ленивца. – Если бы не надобность по нужде, так бы и сидел в караулке, скамейку полировал. Вон уже и скамейки из-под него не видно. И чем только отжирается?»

По-первости Куцый глупил, пайку в тумбочку клал. А что Ленивцу тумбочка, он же как еду увидит – словно разум теряет. А потом уже спрашивать бесполезно, будет глазами хлопать да пузо чесать, и все. Бывалые – значит ученые. «Однако, что он за банку лизал? Свои-то еще с утра долизал. А не пойти ли и не проверить схрон?»