Алексей Осадчук - Летописи Дорна. Белый воин

Впоследствии Раков частенько замечал у малышни абрикосы и черешни, но, как говорится, не пойман — не вор. Да и ловить он уже никого не собирался, ему начал нравиться этот пацан, было в нем что-то, за что уважают людей…

— Ну и че не пришел? — Раков встретил Саню утром возле умывальника, когда они были одни.

— Тебе надо — ты и приходи, — ответил тот, вытираясь полотенцем.

— Гордый… Между прочим, то, что я хотел тебе сказать, больше нужно тебе, чем мне. — Паша выдавливал из тюбика зубную пасту (по интернатовским меркам настоящий деликатес). — В Клетку поедешь с нами сегодня?

Клеткой называлась дискотека в центре города. Туда приезжали со всех районов, и не всегда было понятно — танцевать едут или драться. Раков в Клетку ездил вместе с ребятами из Подольского района, на территории которого, собственно, и находился сам интернат. С собой он брал несколько крепких ребят из своего окружения и частенько участвовал в потасовках, которые, как правило, случались после окончания дискотеки.

Клетка, образно выражаясь, «переходила» от одной группировки к другой — все зависело от того, кто побеждал в этих уличных боях.

— Подольские и Вокзальные хотят отбить Клетку у Центра. Мы, формально, Подольские и обязаны явиться, и нас должно быть как можно больше. — Раков был серьезен.

— Слушай, я всегда хотел тебя спросить: оно тебе надо? Подольские, Центр, Клетка? Какое тебе дело до этих тупоголовых, пусть бьют друг другу морды, если им так нравится. Ты с пацанами здесь при чем? — Саша смотрел ему в глаза, ожидая ответа.

— Ты что, думаешь, мне все это нравится? — Раков улыбался, но в улыбке этой не было ни капли веселья. — Таскаться в эту Клетку, смотреть на этих уродов, драться непонятно за что? Хочешь знать, ради чего все это? Хорошо, я объясню тебе, уважаемый чистюля, но прежде задам пару вопросов. Ты никогда не обращал внимания, что интернатовцев никто не трогает возле ларька на автобусной остановке? Что они всегда могут спокойно ходить по дороге в интернат, да и в самом районе наших никто не трогает? Тебе не приходило в голову, почему это так? Все просто: мы тоже Подольские, но нам нужно это постоянно доказывать. Ты спросишь, зачем это нужно лично мне? Все просто — я не смогу стоять в стороне, когда у наших «мелких» будут выворачивать карманы возле ларька. Можно, конечно, воевать с Подольскими. Но зачем? Можно ведь поступить по-другому, мудрее. Так что тебе решать: оставаться в стороне или помогать. Ладно, бывай.

Паша, перебросив полотенце через плечо, пошел в сторону корпуса, оставив Саню наедине со своими мыслями.

Неизвестно, чем бы все кончилось для Трофимова, если бы не событие, изменившее навсегда его дальнейшую жизнь…

В тот же день, только тремя часами позже, Саша сидел на уроке алгебры, когда в дверь постучались.

— Да, войдите! — громко сказала Ирина Григорьевна, преподававшая в интернате кроме алгебры и геометрии черчение.

В приоткрытую дверь просунулась рыжая голова Петьки Чалова.

— Здрасте, Ирина Григорьевна, там Трофимова к директору вызывают.

— Трофимов, ты можешь выйти, — сказала Ирина Григорьевна, поправив очки.

Выйдя из класса и прикрыв за собой дверь, Саня вместе с Чаловым пошли на второй этаж, где находился кабинет директора.

— Что там, не знаешь? Может, случилось чего? — спросил он у Петьки.

— Не-а, но вроде не злой. Ну давай, удачи тебе. Я на химию пошел. — Чалов уже поднимался на третий этаж. — А, да… У него еще там дед какой-то сидит, такой не из бедных: прикид у него такой, гайки… Там увидишь.

Саша попрощался с Петькой и пошел по центральному коридору второго этажа. Остановившись напротив двери с надписью «Директор», он негромко постучал и, услышав: «Войдите», потянул к себе ручку.

— Здравствуйте, — сказал он, войдя в просторный кабинет.

Стены кабинета были завешаны разными грамотами и дипломами. Справа на полках шкафов стояли всевозможные кубки и награды, скопившиеся за многолетнюю спортивную и общественную жизнь школы-интерната номер восемь. Прямо напротив окна находился большой стол директора, на котором стояли два дисковых телефона, лежали разные папки и бумаги, а за столом, на большом черном кресле, сидел сам хозяин кабинета. К основному столу был приставлен еще один стол, поменьше, формируя букву «т», за которым стояли еще шесть обычных стульев.

На одном из этих стульев сидел старик, хотя, если присмотреться повнимательней, слово «дед», как назвал его Петька, не совсем подходило к нему, а скорее, наоборот, противоречило. Конечно, седые волосы и морщины на лице и руках выдавали в нем человека преклонного возраста, но вот его глаза — в них не было той вековой усталости, которая присутствует во взгляде старых людей. Наоборот, они светились энергией и силой. Насчет его костюма Чалов не соврал, скорее, дорогой, чем дешевый, но в то же самое время — достаточно простой и элегантный. На среднем пальце руки красовался перстень с небольшим красным камнем. Левая рука лежала на ручке трости, сделанной из какого-то темного дерева, саму же трость покрывала замысловатая резьба — очень красивая вещь.