Александр Шакилов - Империя зла

Устроили внеочередные поверки. Дамочкам, у которых на лицах заметили косметику, то есть всем старше одиннадцати и моложе семидесяти, сделали конкретное внушение. Конфисковали помаду, пудру и прочие прибамбасы. Все отправили на склад. Вязаные шапки, в которых на улице работать удобнее и теплее, чем в казенных «тюбетейках», — на склад. Аналогичные шапки изъяли и у вэвэшников — мол, по уставу фуражки положены, и по фигу, что в уши дует.

А еще начлаг озадачил личный состав учебной тревогой. А потом вертухаи не в ногу маршировали по плацу, на котором как раз устанавливали две сцены. Счастливчики из ближайших к плацу цехов отлично посмеялись, пялясь на это действо.

Потом вэвэшники собрали всех начальничков и особо доверенных, ожидающих перевода в персы, и пообещали устроить кузькину мать за несоблюдение дисциплины во вверенных подразделениях. Вот все начальнички и носились теперь туда-сюда, раздавая ЦУ. Ведь сам министр вот-вот нагрянет!

За периметр отправили команду звероловов. Говорят, министр обожает диких кабанов.

Местной рок-группе подобрали репертуар. Министр любит брутальную лагерную музыку.

Бордюры побелить. Сначала очистить от снега, а потом побелить.

Сортиры отдраить. Свалку за внешней бетонной стеной накрыть маскировочной сетью.

Художнику из потенциальных персов велели в рекордные сроки обновить всю наглядную агитацию. И никого не интересует, что краски нет. Прояви́те смекалку, будущий гражданин Союза. Если надо, кровью своей малюйте.

В каждом бараке приказали вывесить стенгазету, в которой гневно обличить тех, кто перевыполняет норму всего на три процента. Можно старую стенгазету, но дату исправить. Да, еще бы упомянуть о чуткости руководства лагеря и благородной строгости охраны. А как же. Стишков и рисунков не надо, не в детском саду.

И всем помыться, побрить морды, выщипать брови.

Пару человек посадили в штрафной изолятор — в назидание остальным и чтобы не пустовал. Морозилка, конечно, эффективнее. Изолятор в сравнении с ней — райское местечко. Но положено, чтоб был изолятор и функционировал!..

Уже через час начлаг сипел — сорвал голос. Не то что орать, говорить нормально не мог.

Очередное ЦУ: нашить на рукава отличительные знаки, чтобы министр сразу видел, кто дежурный, а кто аж бригадир. Прямо на рабочих местах всем раздали повязки с гербом Союза. Министр обожает патриотов.

— Проверяющие никогда по баракам и цехам не ходят, — нарушил затянувшееся молчание Илья Степанович. — Западло это для них. Так что шмон и прочее — так, для порядку, чтобы рабы прочувствовали серьезность момента. А министр если и прилетит, то разве бухнуть с начлагом в баньке. Но вряд ли, не тот фасон: Бадоев до нашего прыща опускаться не станет, ему самогон хлестать не с руки. Так что суетиться надо в меру, исключительно когда начальство смотрит. Рвать живот не рекомендую.

— Не буду, — честно пообещал Иван.

— Но и волынить не надо. Перед подобными мероприятиями вертухаев обычно усиливают за счет особых новобранцев. Есть тут у нас цех…

От речей старика отвлекло объявление о том, что вечером всем обязательно посетить концерт в честь Гургена Алановича, ведь Гурген Аланович считает, что рабы должны веселиться хотя бы иногда. Нечасто, конечно, но все-таки. И вообще — праздник.

Жуков сразу решил, что ему-то точно на концерте делать нечего. Во-первых, всерьез опасался, что при виде Бадоева его заклинит, он тупо попрет на охрану в надежде перегрызть элитную глотку и его пристрелят. Как бы печально это, хоть разом и избавит от голоса в голове… Во-вторых, министр или еще кто из его окружения могут увидеть Ивана Жукова, опознать, и тогда его схватят и уничтожат. Следует уменьшить риски до минимума. Или хотя бы вдвое, как нынешний рабочий день.

Запрещенным имуществом обзавестись он не успел, поэтому, свалив из цеха, просто лег на нары. Рабы готовились к встрече с хозяином не только Хортицы, но и вообще всех лагерей и постепенно покидали барак, опустевший уже на две трети. Остались только старики, больные и мамашки с маленькими детьми.

Ну и отлично. Меньше народу — больше кислороду.

Увы, спокойно отлежаться Ивану не дали.

Явились вертухаи и велели всем — вообще всем! — выметаться наружу. А тех, кто сам не может ходить, пусть несут, толкают, пинают — командиру вертухаев, красномордому толстому сержанту, по фигу.

Мощным пинком под зад Жукова сбросили с нар. Поднявшись, он повел плечами.