Валерий Большаков - Алгоритм судьбы

Савельев растерянно замотал головой.

– Да не выставляйте вы меня гордыней обуянным! – вскричал он. – Вы что? Думаете, я не понимаю? И не собирался я вычислять причины войн, пусть даже локальных! Но мелкие события – в этом, в будущем году мы предотвратить можем? Можем! И, по-моему, должны. Тот же киевский путч…

– Я вас прекрасно понимаю, – сказал Тимофей. – Помочь, спасти, предупредить… Благородное дело! А теперь скажите, только честно: уверены ли вы, что будете поступать благородно и бескорыстно при любом раскладе сил? Уверены ли вы, что даже попытки не сделаете воспользоваться ситуацией? Для себя, для друзей, для семьи? Только честно! Я в себе не уверен. Вот не нравится мне поведение индийского правительства! Их поделки из Бангалора конкурируют с нашими, теперь, по сути, и моими разработками. Я же, как-никак, крупный акционер «Росинтеля». И вот я, узнав о какой-нибудь грозящей индийцам напасти, не стану их предупреждать. Но соизволю помочь, скажем, Австралии. А то и вовсе возжелаю стать монархом или президентом! Вы только представьте себе, Алексей Дмитрич, что вот прознали вы судьбу и решили в неё вмешаться, изменить к лучшему. И в результате ваших коррекций… назовём их для красоты Ф-коррекциями… возникает… мнэ-э… ну, скажем, эффект вторичного фатума. То есть, отбив один удар судьбы, вы добьётесь того, что рок развернётся и долбанёт по нам ещё сильнее! Да даже если мы с вами останемся на всю жизнь честными-благородными, так ведь люди внезапно смертны. И кто заменит нас с вами в дозоре? Кто после нас станет приглядывать за несмышлёным человечеством? И как же ему потом расти, этому человечеству, как справляться с собой, если народы будут ковылять на помочах? Или вы предпочитаете пасти их?

Савельев молчал долго. Потом вздохнул, упрямо помотал головой.

– Я всё это понимаю, но… нет, вы меня не убедили.

Тимофей развел руками.

– Давайте вернёмся к этому разговору позднее? – предложил Алексей Дмитрич.

– Давайте… – равнодушно сказал Кнуров.

Подполковник с поклоном покинул комнату. Тимофей покусал губу и направился к терминалу.

– Не нравится мне это… – пробормотал он, набирая код Бирского. – Ох, не нравится…

Усталое лицо начальника проекта на экране изобразило улыбку.

– Привет, Тим! Как делишки? Как детишки?

Кнуров не принял тон.

– Ершов там? – спросил он.

– Не здесь, но в форте. А что?

– У меня такое подозрение… Тут Савельев предлагал учинить дозор… Этакую мировую закулису из нас, смертных. Чтобы мы пасли стадо человечье и оберегали его от волков.

Как ни странно, Михаил его понял и нахмурился.

– А к нам Никита Всеволодович подкатывался, – сообщил он, – те же деяния проповедовал. Сговорились они, что ли?

– Люди добра желают, – вздохнул Тимофей.

– Мостят благими намерениями… – пробормотала Рита.

– Съезжал бы ты оттуда! – вырвалось у Кнурова. – Гель – в термос, и айда к нам. А то, боюсь, Ершов задумает облагодетельствовать несмышлёных землян!

– И железной рукой загнать их к счастью… – договорила Ефимова.

Бирский закряхтел и шибко почесал в затылке.

– Щас, – вздохнул он, – буду думать.

– Ну, думай, думай… Звякнешь, когда надумаешь чего!

– Обязательно. Генке привет!

Тимофей выключил декодер и вернулся к Рите. Обнял её, поцеловал в шею, в плечо, огладил ладонью восхитительно – выпуклую попку.

– Ты ко мне пристаешь? – спросила Марго слабым голосом.

– Да!

Девушка запустила руки ему под рубашку и стала щипаться.

Царёв держал на своей громадной пятерне маленькую, узкую ладошку Дарьи Ждановой и бережно гладил вздрагивавшие пальчики. Девушка молчала, краснела только и опускала ресницы.

С Дарьей они были интересной парой – великан и Дюймовочка. Красавица и чудовище. Впрочем, с последним сравнением Даша не соглашалась, что Царёва умиляло до крайности.

Как всё случилось, он и сам не понимал. Просто увидел её, встретил серьёзный взгляд подведённых глаз, и всё. Купидон сделал контрольный выстрел из лука…

Геннадию всё в ней нравилось – и фигурка, и голос, и манера сердиться, и то, как она любит отца. В Даше было удивительно развито чувство меры, она постоянно нянчилась с котом Пенопластом, но как только эта наглая зверюга позволяла себе баловство – тут же следовал окрик. Могла и пинка дать… И так во всём. Сесть ей на шею не мог никто, даже её горячо любимый папочка. Мадемуазель Жданова строила и школила всех, кто жил в доме, включая и случайных гостей. Ей даже суровые дяди из Генштаба улыбались льстиво и искательно.