Валерий Большаков - Алгоритм судьбы

«Мне приснилось, – рассказывала Рита, шмыгая носом, – будто я схожу с электробуса – одна – и иду по дороге, в поле, но в то же время не на Земле, а где-то… там, в горних селениях. В руках у меня тяжёлые чемоданы, и меня ждут люди в белом, очень добрые, очень мудрые, «иже ходят межи человеки и научают благое желати…», и улыбаются, и кивают мне… Но я снова выбираю странное и оставляю свои чемоданы – я как бы отрешаюсь от земного, освобождаюсь ото всех своих привязанностей и зависимостей, от всех забот, от суеты… и сразу такой покой, такая лёгкость во всём теле! И вот я как бы лежу и в то же время поднимаюсь в небо, даже не взлетаю – воспаряю в необъятную серую пустоту цвета серебра. Она вся такая… как бы пронизана мерцающим светом, но ни звёзд, ни планет там не было. Серебристые небеса…

Ох, а потом я проснулась, и такая на меня навалилась тяжесть! Давящая, грубая – фу! Она просто пригвоздила меня, будто каждая клеточка заполнилась свинцом и тянула, тянула к земле…» Голос Риты истончился, по мокрой щеке сбежала слезинка, и его резануло жалостью…

Тимофей вздохнул. Явно не боец, но прошедший боевое крещение, он испытывал сейчас состояние полного покоя и наслаждался его краткими минутами. Он смаковал их и растягивал скоротечное удовольствие. Счастье не в великом, открылось ему. Счастье – это когда твоя девушка сидит у тебя на коленях и пьёт кофе. А вечером протопает босыми ногами и бухнется рядом, и юркнет к тебе под одеяло. И прижмётся, и обнимет, и согреет.

И даже не в любви счастье. И не в работе. И не в деньгах. Эти три радости жизни могут доставить удовольствие, наполнить блаженством, но счастья не принесут. Счастьице всегда просто и незатейливо. К нему даже можно привыкнуть. И перестать замечать. И только потеряв свое счастье, человек понимает, чего он лишился. И впадает в отчаяние, и мучается от боли и тоски, и все своё царство готов отдать за утраченное…

«Жениться мне, что ли?» – подумал Кнуров и покачал головой, вызвав лёгкое недоумение Царёва. Нет, рано ещё. Даже не то что рано, просто не время. И потом, такие вещи в порыве не делаются. Хотя при чём тут порывы? Он знавал многих девушек, а теперь он с Ритой, и никто ему больше не нужен, только она, одна-единственная. Он согласен на моногамию…

В принципе эта женитьба… нужна ли она ему? Они ведь и так вдвоём. Как будто брак что-то изменит… Хотят двое жить вместе и будут жить, а не хотят… Никакой венец их не удержит. Не на небесах заключаются браки, а на земле.

Это всё правильно, но… Может, он и старомоден, и не принимает новых веяний, всех этих собрачников и собрачниц, старших жен и младших мужей, но он твёрдо убежден – и ребенку, и женщине, и мужчине нужна семья. Нормальная семья. Это даже не в коре, это в подкорке. Инстинкт, плод миллиардолетнего опыта, толкает человека рыть уютную нору, куда можно забиться, чтобы зализать раны, или вернуться с удачной охоты, и где его будут ждать подруга и «малушечка», существо крикливое и капризное, но порой бессвязным лепетом выражающее любовь к тебе и бесконечную признательность…

Интересно, а Рита думала о свадьбе? Наверное, думала… Хотя «думала» – слово не для девушек. Им думать не пристало. Она скорее мечтала о ком-то. О ком сейчас мечтают девушки? Раньше о принце мечтали, на худой конец – о графе. Теперь вот спят и видят себя жёнами богатеньких…

А вот ему подумать нелишне. Семья – это серьёзно. Это же на всю жизнь. Тут надо всё хорошо обмозговать…

– Подъезжаем, – кивнул Царёв на окно. – Звёздный городок!

Генеральский дом был велик, но без выпендрёжа – крепкий, основательный коттедж, в два этажа за каменным забором. К дому от ворот вела аллейка, обсаженная липами, – на неё и заехала пара уцелевших лимузинов.

Тимофей с Царёвым завернули в беседку и там поснимали броню. Подошедший охранник в камуфляже не удивился, пробасил только:

– Оставьте, сам уберу.

Кнуров кивнул и побрёл к парадному. Участие в акции порядком вымотало его. И ноги, уставшие таскать лишний пуд, гудели, и нервы.

В холле обоих встретила Даша, уже успевшая переодеться во что-то лёгкое и воздушное. Она мило краснела, занимая гостей разговором, и провела их в гостиную, где всё – и вычурный диван, и монументальный сервант, и овальный стол с камчатной скатертью – тормозило время, храня дух прошлого века.

– Вы извините, что я тогда… – с запинкой сказала генеральская дочь. – Я не знала, и… я очень испугалась!