Ярослав Коваль - С тенью в душе

Да ещё и обилие цветов, флагов… Вот что удивляет! Верхние кромки крыш были буквально увиты цветочными гирляндами. И без того тут хватало зелени, все фасады особняков были образованы ступенчатыми галереями, буквально утопающими в декоративной растительности, но гирлянды всё равно выделялись. А уж какие флаги! Они сверкали под лучами новорожденного солнца, будто сотканные из драгоценностей. Каждое полотнище являло собой какой-то новый символ, новый герб, и я начал подозревать, что улицы Арранарха увешали стягами всех областей и регионов Мониля.

Не жирно ли для одного меня?

Впрочем, если параллельно они празднуют спасение своего мира от гибели, то всё очень даже объяснимо и оправдано. А со мной просто знакомятся заодно. Как бы логично. Я ведь тоже отчасти имею отношение к причинам празднества.

Цветов вообще было очень много. Многие из женщин, стоявших вдоль обочины, были украшены венками или цветочными ожерельями — иногда они снимали их и кидали под копыта моего коня. Я улыбался им, мне была приятна их реакция на мою улыбку. Как-то не радует, когда от тебя пусть и вежливо, но шарахаются. Эти хотя бы так не делают, а просто улыбаются и машут руками.

Потом к рокоту голосов добавилась ещё и музыка. Что за инструменты, можно даже не гадать — мир ведь чужой, и культура тоже чужая. Звук диковинный, глубокий, довольно приятный, но слишком уж вибрирующий, прямо в нутро отдаётся. Через несколько минут начинает казаться, что ты им дышишь, а не просто слушаешь. Мелодия выводилась простая, но гармоничная, и под неё мой конёк простучал копытами весь длинный-длинный проспект, который своими масштабами, пожалуй, дал бы фору любому проспекту у меня на родине. Как я ни вертел головой, так и не сумел разглядеть, где же прячутся вездесущие музыканты.

Зато разглядел то, что по-настоящему ошеломило меня и задержалось в памяти на всю жизнь. Многие галереи пересекали небо на большой высоте, и без всяких опор протягивались на очень большую длину (вот это да, вот это достижения строительной магии!). С них, обливая зеленью и белыми цветами податливые, но мощные стебли, свисали почти до земли длинные живые лианы. Ветер колебал их, встряхивая бутоны и венчики цветков, и казалось, будто сам небосвод протягивает земле приветливые зелёные руки. Так поразительно было это зрелище, что сперва я даже не смог понять, красиво ли это на мой взгляд, либо же наоборот.

А потом новые статные особняки заслонили от моих глаз это зелёное великолепие, да и сидеть в седле, повернувшись затылком вперёд, не очень-то удобно. Сев как положено, я приготовился наблюдать другие чудеса монильской столицы.

Что ж, тут и в самом деле было на что посмотреть. Поражало обилие озеленённых галерей, обнимавших каждый дом, арок, окружевлённых цветущими лианами, плоских портиков, похожих на срез висячих садов Семирамиды. Столько зелени я не видел ни в одном городе, особенно если говорить о зелени, не представленной парками или бульварами. Деревьев в Арранархе почти не было, только декоративные, умещавшиеся под перекрытием галерей.

Из густой растительности, вызывающей в сознании образы тропических джунглей, возносились столь же совершенные, как и творения природы, здания. Казалось, будто столица утонула в ней по самые крыши, как покоряется природе оставленный людьми посёлок. У меня возникло острейшее желание взглянуть на панораму города сверху, с одной из башен или даже с верхних галерей, если туда позволят подняться. Чудесным был этот город, чародейским, как и сам Мониль, и он в одночасье покорил моё сердце.

Видимо, столица росла тут постепенно, и три кольца стен, заключённых друг в друга и заключавших в себя дворцы, особняки, башни, галереи и арки, свидетельствовали об этом. Сейчас я пересёк каждую из крепостных линий по очереди. Людей по обочинам становилось всё больше, они приветствовали меня с такой теплотой, с таким восторгом, каких мне трудно было ожидать от людей, не являвшихся моими соотечественниками. Цветы уже устилали мостовую почти сплошным слоем. Такие знаки внимания тронули бы любое сердце.

А потом передо мной распахнулись ворота внутренней крепости, самой горделивой и самой величественной из всех, когда-либо мною увиденных. Ведшие моего коня монильцы остановились, один из них протянул руку — стало понятно, что тряское путешествие в седле закончилось, пора спешиваться. Это оказалось труднее, чем забираться наверх… Впервые мне пришлось иметь дело с верховой лошадью. Хорошо ещё, что предоставленное мне животное спокойно, как скала.