Жан-Пьер Андревон - Военная игра

Звук голоса вырывает тебя из мрака. Ты выпрямляешься, делаешь несколько глубоких вдохов разинутым ртом, словно рыба, вытащенная из воды. Голос пытается что-то сказать тебе, но ты не можешь понять его. Он слишком далеко, это всего лишь бормотание, почти неразличимый и постоянно заглушаемый помехами шепот. « Р-р-р-р… атакуй, как… М-м-м-м… У-и-и-и…». Ты подносишь руки к ушам, затыкаешь их. Твои глаза затуманены, в твоем поле зрения — расплывчатые тени, которые механически и бестолково двигаются в разные стороны. Ты сильнее зажимаешь руками уши, но настойчивый шепот, от которого ты хочешь избавиться, не затихает. И тогда тебе становится ясно, что он идет не откуда-то извне, а рождается прямо в твоей голове, что он является частью твоего «Я». «Натягивай, мой… Д-р-р-р… Дж-ж-и-и-и… Уле-е… Э-э-э-э…» .

Ты по-прежнему дышишь с большим трудом. Да и чувствуешь себя ты в целом неважно… просто отвратительно. Мозг воспринимает по нервам глухую, пульсирующую боль. Кажется, будто твоя грудь разрывается при каждом вдохе, как слишком туго натянутая простыня. Твой живот подвергается таким жгучим коликам, словно в нем завелись стая прожорливых амеб, несколько острых аппендицитов и парочка перитонических язв кишечника. Ты наклоняешься вперед. Тебя тошнит, но рвота не получается. Ты отнимаешь руки от ушей и ощупываешь ими почву вокруг себя, будто ищешь точку опоры в круговороте нахлынувших со всех сторон ощущений. Но почва оказывается лишь мокрой землей, болотистым грунтом, в который с мерзким хлюпаньем погружаются твои пальцы. Ты вытаскиваешь ладони из грязи и проводишь ими по своему скрюченному болью телу. Ты обнаруживаешь, что на тебе надет бесформенный комбинезон цвета хаки, что на ногах у тебя ботинки на шнурках, что металлическая каска давит на твою голову, а под подбородком проходит ее кожаный ремешок; что с твоего пояса свисают: длинный кинжал (его называют штык-ножом, вспоминаешь ты), ребристые металлические яйца (гранаты), мешочек с продолговатыми железными коробочками (это магазины в подсумке), а рядом с тобой, наполовину утонув в грязи, лежит длинноствольная винтовка.

« В-з-з-з… вперед… Б-р-р-р…», бормочет очень далекий, гулко отдающийся в голове голос. Ты делаешь попытку встать, и у тебя сводит судорогой все мышцы, словно ты только что получил беззвучный приказ схватить винтовку, перепрыгнуть через бруствер и помчаться с криком туда, куда… А все-таки, куда?

Голос, пробудивший тебя от глубокого сна, слишком слаб и неразличим, чтобы оказать на тебя воздействие и заставить тебя двигаться. Ты продолжаешь сидеть в грязи, но теперь твое зрение немного прояснилось, и ты можешь видеть вокруг себя людей в военной форме, перепрыгивающих через бруствер с винтовками наперевес, и ты слышишь их крики, а потом эти люди исчезают из твоего поля зрения в круговерти фонтанов земли и дыма. Голос, звучавший внутри твоей головы, затихает, словно он последовал за ними, за бегущими. Вот его уже совсем не слышно, он пропал. Но зато ты теперь отчетливо слышишь шум боя, в котором, как тебе смутно помнится, участвовал и ты сам. Но сейчас ты, как посредственный актер, забыл свою роль. Щелкают винтовочные выстрелы, тарахтят автоматы и пулеметы, бьют, как удары в гонг, орудийные и минометные залпы, хлюпают, разрываясь в грязи, снаряды…

Наконец ты встаешь. Совсем рядом с тобой, на мокрой земле, лежит труп солдата со скрещенными на груди руками и с лицом, превращенным в кровавое месиво. Лицо напоминает макет местности, по которой прошелся огненный смерч. Дрожа, ты отворачиваешься, твои руки цепляются за бруствер, твой взгляд упирается в следы армейских сапог, уходящие вдаль от окопа. Перед тобой по серой равнине, которая простирается от одного края горизонта до другого и над которой стелется, подобно густому туману, пороховой дым, бегут люди. Над ними, как огромная грязная лужа, висит темно-серое безнадежное небо. Люди в военной форме бегут от одного края горизонта к другому в одном и том же темпе, будто заведенные. Иногда на поверхности равнины к небу вырастают фонтаны земли, смешанной с черным дымом, и тогда люди падают и вжимаются в грязь…

Война. Да, это война. Те, что бегут там, впереди, и те, что падают на равнине, — это твои товарищи. Товарищи? Но ведь ты не можешь припомнить ни одного лица, ни одного имени. Почему же ты должен быть с ними? Ты же не знаешь, что ты делаешь здесь, в этом грязном окопе, и как ты в нем очутился. Ты только знаешь, что тебе нечего здесь делать, что у тебя нет ни убеждений, ни земли, которые нужно было бы защищать. Эта местность, где происходит массовая бойня, — не твоя родина.