Array Array - На руинах Мальрока

Господи — ну как же больно! Похоже, последние слова кричу уже вслух — на русском языке.

Плевать — в этих казематах хоть на марсианском матерись: всем безразлично.

В коридоре шум. Что это? Неужели время вышло? Убивать будут? Печально — я сейчас ни на что не годен.

— А почему ты один?

Похоже на голос одного из стражников — того, что в дверях встречал.

— А не знаю — не дали никого сегодня.

Этот голос впервые слышу.

— Одному не положено на ночь оставаться.

— Ну так оставайся — вместе будем.

— Губы закатай на их законное место. Меня пиво уже истомилось ждать. Так что сиди тут сам — завидуй.

— Я свое еще наверстаю, — ох и голос у этого гада — противный, скрипучий, дребезжащий. — Сидельцев сегодня много?

— У недоимщиков аж шестеро сидят. Тихие они, но если начнут в дверь ломиться, не слушай ничего. Утром обходчик пусть сам челобитные принимает — его для того и поставили. В левом тупике бесноватый. Простой бесноватый — священники сказали, что он не по их части: просто головой тронулся. Били его крепко и у них, и до них, и у нас, да и закован по рукам и ногам — не шевелится. А может сдох уже — по голове ему хорошо наваляли. Хотя живучие они — должен оклематься... Будет опять орать — пускай орет.

— Вдруг и вправду сдох — так выносить надо, пока не завонялся.

— А ты пойди к нему и проверь. Он, говорят, когда вязали, мужику руку отгрыз у локтя.

— Да иди ж ты! Вот сам и проверяй!

— Ха! А оно мне зачем надо?! В общую камеру тоже не заглядывай — там разбойных ребят набили под самый потолок. На западной дороге целую шайку повязали — добаловалось ворье. В трактире упились, что на сорочьем перекрестке, а кто-то страже донес, ну и взяли их разморенными. Работы палачу теперь на неделю — там, небось, половине надо ноздри рвать, а остальным пальцы резать или руки рубить. Да и подвесить поближе к небесам не мешает некоторых. Следи за ними в оба: сволота там еще та — один хитрожопее другого. В колодной парочка сидит, но от тех вряд ли шум будет, или хлопоты какие. Да и какие хлопоты от колодников? Все понял? Ну бывай тогда — закрывай за нами.

В коридоре зашумело, залязгало, затихло. Видимо дверь закрыли на ночь.

Епископ, не пропустивший из диалога тюремщиков ни слова, громко прошептал:

— Дан — он один на ночь остался! Удача! Эх — нам бы в коридор только выбраться!

За решеткой посветлело — кто-то неспешно топал по коридору, видимо с факелом в руке. Так и оказалось — перед "камерой" показалась фигура тюремщика: невысокий, толстый, коротконогий. Подробности при таком освещении из моего положения рассмотреть нелегко, но серьезным противником вроде не пахло.

— За что сидите, колодники? — с насмешкой поинтересовался "дребезжащий".

— Шлюху не поделили, — епископ пояснил это столь непринужденным тоном и так молниеносно, будто неделю просидел здесь в ожидании именно этого вопроса, и вообще, является непревзойденным специалистом по продажным женщинам.

Хохотнув, тюремщик уточнил:

— Тех, кто шлюху поделить не может, в колодки не забивают. Врешь ведь!

— Мы в ходе ее дележки кабак разнесли, — пояснил Конфидус.

— Так вы я вижу повеселиться не дураки! Если не врешь конечно. А что хоть за шлюха?

— А ты что, господин тюремщик: всех шлюх знаешь? И новых и старых?

— Новых, наверное, не всех, а старых конечно. Их, бывает, за дело или просто так, попы сюда закрывают на денек-другой. Знакомимся, так сказать, — похабный смешок.

— Ну эту, значит, точно знаешь. Имя не скажу, но на вид старая. Очень старая. Беззубая совсем. И седая, а морда как у тебя точь-в-точь. Знаешь: зря ты здесь время теряешь. Платье раздобудь, и сможешь неплохо подрабатывать, не хуже чем она. Вы ведь будто близнецы.

— Ты, колодник, языкаст больно! Смотри — договоришься! Не поленюсь самолично пяток плетей всыпать: мне руку набивать надо — в палачи думаю податься... денег там побольше, чем у надзирателей выходит. Так что язык свой проглоти! Молчишь? То-то!

— Молчу-молчу. Просто перепутал тебя.

— С кем это?

— Да говорят, служит у вас тут один...

— И?

— Что и? Семейное дело у них: все бабы в семье этим самым подрабатывают. Не руками. Когда ты оживился при словах о шлюхах, так я и решил, что он и есть.

Тюремщик, сплюнув, пригрозил кулаком, хотел что-то было сказать, но, не рискнув продолжать беседу с не по сану вульгарным Конфидусом, отправился дальше по коридору.

Епископ своим обычным, серьезным тоном, тихо пояснил:

— Знаю я таких болтливых — если не отшить сразу и грубо, то на всю ночь треп устроит. Скучно ему одному, вот и ищет уши с языками. А разозлить его маленько не помешает — для будущего дела полезно иногда. Дан — вы там как?