Александр Конторович - СМЕРШ «попаданцев». «Зачистка» истории

Ноябрь 1797 года. НПЦ «Дакота»

Логинов

Последнее время при слове «лампа» моя рука невольно тянется к револьверу. А если, не дай бог, она еще и электронная, то на язык рвется нечто авиационно-матерное на русско-командном языке и вспоминаются слова моего первого начальника группы: «Самая эротичная книга на свете — это „Единый регламент технического обслуживания самолета МиГ-23“». Написано суховато, зато очень подробно и полностью про сексуальные отношения техсостава с матчастью. Вот чем-то таким я и занимался последнее время, часто привлекая к этому еще и наших металлургов с химиками. Они, естественно, от этого тоже были отнюдь не в восторге. Да, жалко, что в сутках не тридцать часов. Времени не хватает катастрофически, особенно на свое. Пытался пробить постройку дирижабля, но мне эту затею обрезали на корню. Ну и фиг с ним, пока все равно особо не нужен. Зато когда понадобятся — я на них посмотрю. Грузы громоздкие возить, патрулировать морские границы — лучше не придумаешь. Ладно, проехали на время. Потом все равно вернусь к этому. Тупиковое, говорите, направление? А вы уверены? По стоимости перевозки тонно-километра громоздких грузов посмотреть не хотите? Тем более что соответствующие статьи в ноутах есть, да и месторождения гелия в основном как раз неподалеку от нас расположены. Но это — на будущее. Сейчас важнее другое — дальняя связь. Наши маленькие радиостанции из будущего хороши, спору нет. Но маломощны и недальнобойны, а существующие радиотелеграфные требуют очень серьезной подготовки пользователей для работы ключом. Поэтому и творю, вернее, вместе творим электронные лампы. Для мощных усилителей, без которых существующие ништяки из будущего устойчиво работают в пределах пары тысяч километров.

Лампы ужасно громоздкие, типа — «советские микросхемы, самые большие в мире», с шестнадцатью ножками и двумя ручками. Для чего ручки? А для переноски. Потому что, увидев наши лампы, даже основатель лампового производства в России Бонч-Бруевич упал бы в обморок. Такие у нас получились громоздкие и неэстетичные внешне устройства. А что вы хотели, если вакуум приходится получать с помощью насосов от авиадвигателей, а потом добирать хитрым способом, выжигая в оставшейся атмосфере проволочки неизвестного мне химического состава, созданные «мисс Годдард», то есть Еленой. Но даже при этом вакуум недостаточно высокий и лампы работают не слишком стабильно и не очень долго. Однако работают и даже позволяют получить сравнительно устойчивую связь. Но вся эта работа подтвердила вывод моего начальника: на основе полученных теоретических и практических знаний авторитетно утверждаю — нет более затратного способа получения сексуального удовлетворения. Смех сквозь слезы, ага.

Но сейчас мы запускаем первую радиостанцию дальней связи. Такая комнатка, набитая лампами, керамическими конденсаторами и графитовыми сопротивлениями, насосиками для прокачки охлаждающей воды. Еще одну радиостанцию установили на нашем судне, а третий усилитель ушел в Россию, там его Артофу придется самому собирать по инструкции. Правда и комплект там немного другой — с подключением автобусной рации из будущего, а не нашей базовой, снятой с «Дугласа». Лампы, естественно, тоже самые совершенные — охлаждаемые не водой, а воздухом и «миниатюрные», с два кулака моих примерно.

Поглядывая на часы, переключаю муфту в рабочее положение. Посвистывая и поскрипывая, начинают вращаться насосы и генератор, булькает прокачиваемая вода. Осмотрев работающие механизмы, прикрываю дверь и надеваю наушники. Пока — из будущего. Но схему Голубинского я помню, так что телефонная трубка и сам телефон — на очереди. Легкое гудение в наушниках сигнализирует, что эта «ужасная паропанковская радиостанция», как назвал ее Дядя Саша, работает. Переключаю громоздкий тумблер на передачу и говорю в микрофон:

— Анта, адели, ута. Анта, адели, ута. Прием.

Не помню, где я выкопал эти слова. В «Аэлите» Толстого? Может быть… Но застряли они в моей памяти, и теперь вот стали позывными первой дальней радиопередачи в этом мире. Перебрасываю тумблер в положение «Прием» и жду. Сквозь треск и шорох до меня доноситься ослабленный расстоянием голос:

— …а в канале. Вас слышу. Прием.