Андрей Жиров - Отступление

Чуть легче чем пилотам и техникам пришлось старшим офицерам - Ильину и Лазареву. Хотя их жизнь тоже отнюдь не смахивала на беззаботное порхание по цветущему лугу. Разместить три с половиной тысячи людей по трем несчастным самолетам - отнюдь не новым и особо не приспособленным для подобных испытаний. В конце концов, видавшие виды АНы оставались грузовыми транспортами. И заявленные три с половиной сотни тонн предполагали накрепко застопоренные танки, бронетранспортеры, тяжелое оборудование: от промышленных трансформаторов до БЕЛАЗа. Конечно, с точки зрения теории запихнуть внутрь тысячу человек можно - по тоннажу. Но будет ли такое решение человечным? Сдавленные хуже селедок в пресловутой бочке десантники - да ещё и уложенные штабелями - зрелище душераздирающее даже в теории. Как говорится, было гладко на бумаге...

Техников оказалось мало, потому пришлось офицерам брать инициативу. Дружно поплевав на ладони, целые роты десантников дружными шеренгами ринулись на завод - подыскивать инструмент, фурнитуру и прокатные стальные листы. Хотя бы с этим проблем определенно не предвиделось. Тут надо сказать, бригаде крупно повезло: в отличие от событий вековой давности, когда сидевшие на складах интенданты часто плевать хотели на всех - ну и что, что война? А здесь немногочисленный персонал оказался вполне дружелюбным. Даже заместитель директора выразил полную готовность помочь.

Так что работа закипела, заладилась. В десять минут, конечно, управится не удалось. Только ведь и сам Ильин понимал: срок излишне требовательный. А вот уже через два с половиной десятка работы подошли к концу. Лазарев, невольно оказавшийся главным приемщиком в целом одобрил. Приварив по периметру грузового отсека на высоте двух с половиной метров прочные стальные листы, десантники укрепили конструкцию цельными подпорками из бракованного проката. Получилось нечто вроде фантасмагорического плацкарта: одна нижняя и одна большая П-образная верхняя полка с проемом посередине, на которых вполне смогла разместиться добрая треть всех пассажиров.

Единственным закономерным требованием Лазарев выдвинул практические испытания. Наварить ведь можно что угодно, а вот рискнете ли, товарищи новаторы сами залезть под свое творение с максимальной нагрузкой. Новаторы не побоялись, смогли. И конструкция не подвела. Не шелохнулась даже во время экстремальных испытаний на устойчивость при колебаниях. Пара сотен десантников в полной выкладке жизнерадостно прыгала по листам, раскачивая самолет. Да так самоотверженно, что уже через считанные секунды прибежали техники, возглавляемые пилотами. Их, конечно, случайно забыли предупредить. Так что в определенных кругах возникла солидарная негативная оценка начинания. Хотя, отдавая должное, конструкцию оценили и они.

В итоге, когда импровизируемый консилиум из техников, пилотов и старших офицеров работу принял, Ильин объявил пятиминутную готовность. И, в отличие от подчиненных ни одной секунды, ни одной минуты полковник не мог позволить передышки. Если почти каждый мог спрятаться за многочисленные хлопоты, то Ильин опасность встречал лицом. Как никто, пожалуй, полковник понимал: каждая секунда может оказаться последней. В любой момент противник может опомниться, нанести упреждающий удар. Но деваться некуда - пуская несчастные минуты Ильин и отсчитывал с дотошностью венецианского купца, одним желанием время не поторопить и не замедлить. Кроме того, ни единым жестом ли, словом важно не показать тревоги подчиненным. Потому Ильин всё делал спокойно, рассудительно. Даже поторапливал, если приходилось, словно бы нехотя: не от необходимости скорей бежать дальше, а просто от стремления держать бойцов в тонусе.

И только когда раздраженный Лазарев и понимающий Фурманов подошли доложить: 'Всё готово!' Ильин позволил себя мгновение слабости. Под надежным прикрытием стен и спин двух офицеров полковник тяжело вздохнул, на секунду поднял глаза к небу. И, несмотря на ощутимый ветер, кружащий мириады колючих снежинок, продолжал некоторое время смотреть вверх. Юрий с Лазаревым удивленно переглянулись. Однако, в силу тактичности промолчали.

Между тем Ильин внезапно опустился на корточки, чуть подался вперед, запустив ладони в пушистый снег. Зачерпнув, словно ковшом ворох воздушной пелены, Ильин с явным удовольствием резким рывком поднес ладони к лицу. Фыркая, растер снег, словно ключевую воду. Затем, стряхнув небрежно приставшие к ресницам и утренней щетине капли, усмехнулся.