Сергей Бузинин - Отпуска нет на войне

- Я еще никогда и никому не пел эту песню, — глядя себе под ноги, хрипло выдохнул Троцкий. — Я написал её для наших братьев-буров, и поэтому первый раз я исполню её на африкаанс. Потом я, конечно, спою ею по-русски, — чуть виноватым тоном добавил он. — Если, братья-буры…

Не найдя нужных слов, он махнул рукой и, ощущая каждым нервом немую поддержку земляков, повторил свои слова на африкаанс. Дабы не потерять последние остатки решимости Лев, не дожидаясь пока стихнет удивленный ропот буров, ударил по струнам.

В тишине, поистине мертвой, где даже костёр бесшумно рвал собирающуюся темноту, легкий ветерок нёс слова дальше и дальше. А певец, тряхнул головой, сбрасывая с глаз слипшиеся от пота, пряди, и выдохнул в мрачные лица.

Внезапно слова второго куплета вылетели из головы. Вспоминая забытые строки, Лев чуть затянул проигрыш, и уже собрался с конфузом покинуть импровизированную сцену, как вдруг, откуда-то сбоку чеканным ритмом марша ударил барабан. Скосив глаза, насколько это было возможно, Лев взглянул на неожиданного помощника — незнакомого мальчишку с очень мягкими и красивыми чертами лица. Барабанщик залихватски подмигнул удрученному певцу, и позабытые слова полились сами:

Вокруг по-прежнему царила тишина, спрессованная в единое целое напряженным молчанием буров, и Троцкий, опасаясь наткнуться на отвращение или, что еще хуже на равнодушие, боялся взглянуть в лица слушателей. Бросив украдкой взгляд вперед, он заметил тонкую полоску слезы, медленно ползущую по щеку стоящего в первом ряду пожилого бюргера. Собравшись, как солдат, в ожидании последнего броска на штыки и отведя гриф гитары в сторону, строки последнего куплета Лев уже просто выкрикнул, адресуя их только ему.

Он только начал выводить первую строчку припева, как стоящая вокруг толпа вдруг подхватила: «Будем же героями!» и до самого конца продолжала подтягивать певцу. Пели все, все без исключения. Путаясь в словах, захлебываясь слезами, просто мыча в такт, но люди пели. И Лев, с ужасом и одновременно с гордостью подумал, что в неведении своем, сочинил Гимн! Он только что дал жизнь словам, которые переживут и автора, и всех присутствующих.

Выполнить своё обещание и повторить песню на русском он не смог по вполне тривиальным причинам. Во-первых, вокруг стоял невообразимый шум и гам, а во-вторых, руки певца были заняты. Одной, он, словно солдат переходящий реку, удерживал над головой гитару, а вторую тряс Де Ветт.

- У меня просто нет слов! — задыхаясь от переполняющих его чувств, выдохнул обычно хладнокровный до невозможности полководец. — Вы…вы просто не представляете, как я вам благодарен! Да что я! Мы все вам благодарны, господин Троцкий! Любая награда за вашу песню, включая все золото моей Родины, покажется смешной и нелепой…Но, может быть, так я смогу хоть немного отблагодарить вас, мой друг!

Перестав трясти руку певца, Де Ветт нахлобучил на голову Льва свою шляпу — некогда щегольский котелок со следами пулевых отверстий и повязанный белой шелковой лентой.

- Это, конечно, несколько неказистый подарок, — чуть смущенно буркнул генерал. — Но она счастливая. Можно сказать — заговоренная… А еще я предлагаю вам продолжить службу в моем коммандо, — бур вновь ухватился за руку молодого человека, как за спасительный круг. — Соглашайтесь. Такую честь я предлагаю далеко не каждому.

Лев чуть смущенно улыбнулся и отрицательно покачал головой.

- Честь и в самом деле велика, но простите великодушно, господин Де Ветт, лучше я останусь служить с рядом друзьями. Бур внимательно посмотрев в глаза Троцкому, понимающе кивнул и более к разговору о смене места службы не возвращался.

Весь следующий день Троцкий пытался хотя бы немного отоспаться, но попытки были тщетны, его постоянно будили. Дабы дать другу хоть немного отдохнуть, Арсенин затащил полусонного и вяло отбивающегося Льва в блиндаж, выставил у входа вооруженный караул, а сам на пару с Туташхиа уселся неподалеку, заворачивая поклонников на дальних подступах. Через пару дней волна восторга стала чуть меньше, но, тем не менее, вечерние концерты собирали почти всех, способных стоять на ногах.