Владимир Иванов - Игра, как она есть

Пробуждение было кошмарным. Плохо заточенное сверло с упрямством Сизифа вгрызалось в височную кость. Вкусовые ощущения во рту, дали бы фору свинячьей ванне, а общее дрожание организма напоминало сокращение мышц под действием электрического тока. Пить хотелось так, словно я в одиночку, без пищи и воды, обошел земную Луну по экватору. Глаза не открывались, а разлеплялись. Сначала показалась узенькая щелка, сквозь которую различить, что бы то ни было, не удавалось. Глаза раскрылись чуть шире, зрачки почти сфокусировались. Нет! Этого быть не может. Глаза снова закрылись, но на измученной сетчатке осталось соблазнительное видение двух замечательных бело-розовых грудей. Наверняка, женских. Если бы у мужчины была бы грудь такого размера, он, вызывал бы полное недоумение у окружающих. Может быть, я попал в рай? Нет, это вряд ли. С моими грехами в рай меня никто не пустит, а в аду, такое зрелище абсолютно недоступно. Глаза открылись снова. Да, действительно, женская грудь, весьма мягкая на вид, с чуть-чуть розоватыми кругляшками сосков. Вызывающе торчащими, между прочим.

- Проснулся? Головка бо-бо?

Попытка произнести хоть что-то, немилосердно разбилась о безжалостные рифы сухости в горле. Голосовые связки, измученные отсутствием влаги, соглашались только сдавленно хрипеть.

- Ну, на тебе, болезный. Как знала, что пригодится. - Голос женский, низкий, чуть с хрипотцой. Наверное, очень красивый. Сейчас, с некоторым нарушением слуха, сказать точнее сложно.

В руку ткнулась до боли знакомая ребристая округлость граненого стакана, вечного спутника удач и несчастий. Пальцы рефлекторно захватили стакан, но сама мысль о его содержимом вызывала судорожные сокращения желудка.

- Возьми во вторую руку. Горло промокни сначала, а то слизистую оболочку обожжешь!

В другую руку попала емкость уже побольше, с пивной бокал. Господи! Это же капустный рассол! Да в нем одного витамина С больше, чем в ведре лимонов. Короткий глоток рассола, водка ушедшая вслед за два глотка и, наконец, наслаждение от небольших глоточков прохладного, немного кисленького, совсем несоленого капустного рассола. Наряженное тело расслабленно рухнуло на измятую подушку, из горла вырвался стон облегчения. Организм жизнерадостно взревел, набирая обороты, оставив позади все свои горести и печали. Теперь можно и глаза открыть полностью.

Обладательница молочных грудей и моя спасительница в одном лице, оказалась той самой приказчицей из кабака, которая первый раз подала нам "хреновушку". Она уже заканчивала приводить в порядок свой туалет, на секунду остановилась, посмотрела на меня с легкой иронией и задорно подмигнула.

- Ну вот, уже улыбаешься, а еще пять минут назад, считай, при смерти был. Не могу я понять вас, солдат бывших, как это столько выпить удается? Да еще и шевелиться потом можете. Хотя и недолго...

- Так может, того... Ну это... - Видение прекрасной груди не оставляло меня ни на секунду.

- Чего того-этого? Хватит с тебя. Мне бы теперь до работы добраться, болит все там. Валей меня зовут, Валентиной. Запомнишь? - Она звучно чмокнула меня в щеку и выскользнула за дверь. Вот тебе и раз! Конечно, я люблю женщин, которые не любят задерживаться, но что бы так, даже толком не познакомившись... Кстати, а где это я?

А где мне быть? На родной "Пиранье", где же еще? Подъем и бодрящий душ. Вот и все, почти здоров, но большой стакан с рассолом выпускать из руки не хочется. Кровать выглядела так, словно побывала под артиллерийским обстрелом, остальное имущество было в полном порядке, с учетом того, что кроме койки в каюте ничего и не было. Спартанский образ жизни сильно упрощает уборку помещения. Выйдя в коридор, перво-наперво столкнулся с командиром милицейского наряда, узнаваемой только по помятой милицейской форме. Даже косметика, нанесенная умелой рукой, не смогла скрыть узенькие щелочки глаз и темные круги вокруг щелочек. Стакан с рассолом по мановению руки перекочевал к несчастной обладательнице фуражки с гербом Иваново на тулье фуражки. Из-за ее спины выглядывала до неприличия свежая, веселая и очень довольная физиономия Желтого.

- Господи! - С трагизмом в голосе выдохнула милиционер. - Как же мне теперь свой патруль разыскивать?

- А чего его разыскивать? - Из рубки донесся спокойный голос Оранжевого. - Они, вон, в каюте моей. Почивать изволят.

- Изволят?! Почивать?! - Девушка рванула ручку каюты. В раскованных, мягко говоря, позах, лишенные даже того, что принято именовать французским словом "неглиже", по каюте, разбросанные ночным весельем, как попало, лежали две матерые поборницы правопорядка и блаженно спали. Кошмар моего пробуждения был лишь мелким и незначительным событием по сравнению с тем, что пришлось испытать им. Командирский голос разорвался в их сознании ядерным взрывом посреди зеленой долины, залитой солнечными лучами. Если похмелье и отразилось каким-то образом на их здоровье, то все неприятные последствия мигом исчезли в результате той трепки, которая была задана им непосредственным командиром. Обвиненные во всех смертных грехах, начиная от нарушения установленного образца форменной одежды и заканчивая изменой Родине! Вытянувшись по стойке смирно, но не успев надеть одежду, бедные девочки представляли зрелище несчастное и смешное одновременно. Мне стало их жаль настолько, что я пожалел даже о стакане рассола, попавшем давеча в командирские руки. Без оного, она бы и хрипеть внятно не смогла. Так оно обычно и бывает. За собственные грехи мы готовы наказывать кого угодно, но только не себя. А тут еще одна серьезная задача - командирское лицо не потерять! Я, мол, всю ночь не водку жрала, как портовый грузчик, вас разыскивала, насилу нашла, а вы тут спите, пьяные вдрызг! Желтый не растерялся, мягко, но настойчиво он увлек разбушевавшуюся девушку обратно к себе в каюту и ее истошные вопли начали потихоньку замолкать, давая время двум ее коллегам быстро привести себя в порядок, по очереди клюнуть Оранжевого в щеку и покинуть "Пиранью" через шлюзовой отсек. Пока Желтый проводил оздоровительные мероприятия, я заглянул в кают-компанию, где в одиночестве, на краю консервной банки, гордо восседал Гнус, явно крайне недовольный происшедшими событиями. Нужно отдать должное, интересом он пользовался у посетителей кабака не меньшим, чем мы, самцы, а возможно даже и большим. Умиленные матроны в возрасте от восемнадцати до сорока пяти лет, считали своим долгом погладить этого "милого мохнатого детеныша" и вкладывали в это действие всю свою нерастраченную нежность. Гнус же, не терпел фамильярности ни в каком виде, но то ли внутренние табу на причинение вреда прекрасному полу, то ли отсутствие малейшей угрозы с их стороны, а может и целый заряд положительных эмоций, обращенный к нему лично, удерживали его от того, что бы не цапнуть руку - другую своими острыми зубками. Натерпевшись изрядно, он заливал раздражение любимым персиковым компотом. А может, просто дело в том, что вчера он пива перебрал? Нет, это вряд ли. Только человек может допиваться до такого скотского состояния, что бы мучить себя поутру черным похмельем. Гнус, в своей неподражаемой манере, повернул голову, оставив туловище на месте, глянул на меня, здороваясь, моргнул обоими глазами и отвернулся к компоту.