Андрей Посняков - Демоны крови

— Дожидайтесь у пирса!

Сам же прихватил полевую сумку с браслетами (сумку подобрал в клинике) и, вместе с Машей, быстро зашагал к флигелю.

— Милый, а зачем мы туда идем? — на ходу спросила супружница.

Михаил хитро осклабился:

— А вот как придем — увидишь!

В ряду многочисленных увлечений доктора Отто Лаатса значилась и фотография, Ратников помнил… И знал, как нужно употребить пленку. Обязательно нужно, иначе…

Короче — помочь самому себе!

Поднявшись по деревянным ступенькам крыльца, Михаил толкнул дверь:

— Прошу, любимая!

Несмотря на выбитое окно, сквозь которое уже начинало тянуть гарью — парни Олексы не теряли времени даром, — в комнате доктора оказалось не слишком-то светло из-за закрытых ставень. Да и вообще, хирург-убийца не любил яркого света, губительно сказывавшегося и на сохранности картин, пусть даже — единственной — «Скрипача» Матисса, и на граммофонных пластинках. Да и для занятий фотографией солнечный свет — помеха изрядная.

— Ой, как тут темно! — изумилась Маша. — Хотя… не так уж… Ага! Я, кажется, знаю, зачем ты меня позвал, любый!

Ратников уже наклонился к фотоувеличителю, вытаскивая оставленную в рамке пленку, когда родная супружница вдруг набросилась на него, словно рысь! Вот именно так — набросилась, напала, обминая и целуя в шею…

Михаил, конечно, поначалу опешил… но долго не сопротивлялся… Обернувшись, обнял любимую, с жаром целуя в губы, руки его скользнули под халатик, смешной больничный халатик из темно-синего плюша, под халатиком больше ничего не было, кроме горячего, жаждущего любви тела, такого родного, такого желанного…

Чувствуя, как Машенька срывает с него рубашку, Миша повалился на софу, увлекая за собою супругу, уже без всякого халатика, голенькую, с нежною шелковистою кожей и горящими, словно два изумруда, глазами.

— Ах, милый… я так… так соскучилась…

— Я тоже! Тоже! Тоже…

Ратников гладил жену по спине, по плоскому животику и бедрам, вот руки его скользнули к пупку, потом еще ниже — к лону… Машенька застонала, закатывая глаза… Миша ласково потрогал языком твердые трепещущие соски…

Юная женщина изогнулась:

— Ах… любый…

А потом все исчезло! И «Скрипач» у окна, и увеличитель, и сейф, и старая плита, лишь угрюмый эстонский диктатор-президент Константин Пятс неодобрительно хмурился с портрета — видать, не был сторонником открытого и свободного секса.

— Ишь, выпялился! — уже позже, после того, как схлынула первая волна любовной неги, Машенька обернулась, прищурилась. — Ну чего он так смотрит?

— Завидует! — расслабленно улыбнулся Михаил. — А может, он и вообще — гей.

Немного отдохнув, они занялись любовью снова, и Ратников, лаская любимую, благодарил Господа за то, что у него есть Маша. Не было, просто не было больше человека роднее, милее, любимее…

— Вот уставился! В самом деле, чего ему неймется-то? — теперь уже Миша неодобрительно посмотрел на портрет.

А Маша вдруг засмеялась:

— А нам не пора ль, милый?

Михаил вздрогнул:

— Пора! Нам еще гостей провожать… в смысле — выпроваживать.

— Олексу?

— Его, его…

— Славный юноша!

— Много у него… славных… хоть того же Прутка взять… Нет, что удумал — Ван Гога из доктора сделал!

— Что-что?

— А, не вникай, Марьюшка! Нам ли быть в печали? Но вообще-то пошли… Одевайся, милая! Эх, ну и халат у тебя… уж точно — не от Армани.

Они уже вышли на крыльцо, когда Ратников, наконец, вспомнил — зачем, собственно, приходил. Застыл на ступеньке, обернулся:

— Маш, ты рисовать умеешь?

— Да так себе… А что?

— Пошли…

Пошарив в столе, Михаил достал циркуль и обломок скальпеля. Да еще и гильзы! Похоже, что пулеметные… откуда они здесь? Впрочем, не все ли равно?

Циркуль молодой человек оставил себе, подняв оброненную на пол фотопленку, обломок же протянул супруге:

— Видишь плиту? Рисуй на ней разных птичек, ромашки… а над отдушиной — ну, где кирпич выступает — солнышко!

— Обязательно солнышко?

— Обязательно, милая! Очень ты тем мне поможешь.

Ни слова больше не говоря, Маша пододвинула к плите кресло и принялась воплощать в жизнь принципы наивного искусства. Ратников же, разрезав пленку на несколько частей, усердно выцарапывал на каждой циркулем — «бр-т во фл. кино… звезда по…»… Каждое послание аккуратно вставлял в гильзу…

Закончив, посмотрел на Машу:

— Ты все?

— Угу!

— Да-а… Неплохо получилось. Прямо — Пикассо!

— А?

— Хорошо, говорю, нарисовала — молодец! — взобравшись на кресло, Миша вытащил из полевой сумки желто-коричневый браслетик-змейку. Вытащил кирпич с нарисованным солнышком, аккуратно положил браслет в углубление, после чего с размаху треснул кирпич об пол — Маша даже вздрогнула. Хороший получился обломок — как раз неприметно… заткнуть… то, что нужно! Одно солнышко и сияет!